О демонизмѣ и сатанизмѣ – Иванъ Ильинъ

Я никогда не забуду этого впечатлѣ­нія. Сильно затянувшійся и утомительный съѣздъ криминалистовъ, прибывшихъ со всѣхъ сторонъ свѣта, шелъ къ концу. Мы сидѣли послѣ ужина у нашего предсѣдате­ля, который своими умными глазами и муд­ро – сѣдой головой привлекалъ всеобщее со­чувствіе. Непринужденные разговоры скре­щивались и перебивали другъ друга. И во­рвались чьи то слова, сказанныя тономъ искренней убѣжденности: «Но среди нихъ попадаются люди, дѣйствительно одержи­мые сатанинскимъ началомъ». И тотчасъ же всѣ заинтересовались и обратились ту­да, откуда прозвучали эти слова: тема бы­ла жгучая, отвѣтственная и трудная, и всѣмъ хотѣлось услыхать о ней еще и еще, и никому не хотѣлось высказываться о сом­нительномъ и непровѣренномъ…
Слова эти были произнесены немоло­дымъ человѣкомъ, съ тонкими и нѣсколько утомленными чертами лица, съ сильной просѣдью въ волосахъ и большими, голубыми глазами, пристальный и спокойный взглядъ которыхъ тотчасъ же вызывалъ у всѣхъ пол­ное довѣріе. И вотъ посыпались вопросы: что такое “сатанинское начало?” какъ рас­познать сатанинскаго человѣка? и позво­лительно ли вообще въ нашъ просвѣщенный вѣкъ говорить о демонизмѣ и сатанизмѣ? Ученый улей взволновался и приготовился не то критически слушать, не то критико­вать, не выслушавши… Интересъ становил­ся все острѣе, пришлось нашему предсѣда­телю вмѣшаться и просить коллегу подѣлиться съ нами своими наблюденіями и мы­слями въ непринужденной формѣ. И вотъ онъ разсказалъ намъ слѣдующее.
“Я психіатръ по профессіи, родомъ изъ Россіи и работаю давно уже съ дефектив­ными обитателями тюремъ. Я изучилъ ихъ въ Англіи, къ Испаніи и въ Германіи. Я бесѣдую съ ними такъ, какъ если бы я не принадлежалъ къ тюремному начальству, а приходилъ къ нимъ какъ вольный гость и свѣтскій духовникъ. Я много наблюдалъ и немало пережилъ въ этихъ бесѣдахъ и мнѣ не разъ удавалось заглянуть въ ожесто­ченныя и дѣйствительно темныя души. Сре­ди этихъ людей есть множество несчаст­ныхъ, страдающихъ, внутренно раздвоен­ныхъ душъ, полу-схидзофрениковъ, кото­рымъ иногда удается помочь. Но есть и цѣльныя натуры, безъ всякаго раздвоенія, которыя просто наслаждаются зломъ и кото­рыя лишь постольку «несчастны» и «стра­даютъ», поскольку имъ мѣшаютъ злодѣй­ствовать.     Это такъ сказать “тотальные пре­ступники”, которыхъ мы безпомощно наблюдаемъ и съ которыми мы рѣшительно не знаемъ, что начать. Ихъ то я и имѣю въ виду, когда говорю о сатанинскомъ началѣ въ человѣческой душѣ: и долженъ добавить, что въ нашу историческую эпоху этотъ типъ людей пріобрѣлъ особенное, роковое значеніе потому, что эти люди заболѣли по­литическимъ честолюбіемъ и властолюбіемъ и повсюду ломятся къ власти…
Я не хочу касаться богословскихъ про­блемъ и буду говорить только о томъ, чему меня научилъ жизненный опытъ. Я знаю, что мы живемъ въ вѣкъ “просвѣщенія” и что люди этого вѣка не признаютъ сущест­вованія личнаго дьявола. Это человѣко-об­разное существо, извѣстное намъ по пло­химъ картинкамъ, съ копытами, рогами и хвостомъ — исчезло для насъ. По слову Гетё — отъ дьявола мы освободились, но злое начало осталось. И когда дьяволъ исчезъ изъ протестантскихъ исповѣданій, то имъ занялись съ особеннымъ вниманіемъ — искусство и философія. Намъ остался какъ бы его “плащъ”, и вотъ девятнадцатый вѣкъ началъ рядиться въ этотъ плащъ. Людямъ захотѣлось узнать о дьяволѣ побольше, какъ можно больше; захотѣлось поглядѣть на него, вообразить себѣ его видъ, узнать его мысли и желанія. Стали художественно изображать его и это не удавалось, или уда­валось плохо. Возникъ только рядъ демоническихъ образовъ. Люди не знали, что са­тана не имѣетъ художественнаго образа, что онъ не поддается оформленію, ибо онъ есть отрицаніе закона, формы и художества. Люди не знали, что человѣческое воображе­ніе безсильно изобразить его.
И вотъ девятнадцатый вѣкъ создалъ демонію. Возникъ демонизмъ сомнѣнія, от­рицанія, разочарованія, горечи, эгоизма, гордыни, презрѣнія и даже скуки. И все это дышало дерзновеніемъ и вызовомъ; почти все это доводилось до кощунства. Ге­рои лорда Байрона имѣли явно демониче­скую природу. Мефистофель у Гете, также какъ и у Франда Листа,— не болѣе, чѣмъ демонъ. Демоническое начало появляется въ “Разбойникахъ” Шиллера, въ “Петерѣ Шлемилѣ” у Шамиссо, тамъ и сямъ у Э. Т. А. Гофмана. А нигилистъ Максъ Штирнеръ прямо говоритъ языкомъ самодовольнаго демонизма… Весь германо-романскій ро­мантизмъ постоянно занятъ демонизмомъ и люциферіаствомъ: и больше всѣхъ Викторъ Гюго, а за нимъ Жераръ Де Нерваль, Тео­филь Готье, Альфредъ де Виньи, Барбей д’Оревильи, Беранже, Бодлэръ, Верленъ, Римбо, Юисмансъ, Бальзакъ, Мэриме, Мишелэ — а въ музыкѣ Листъ, Гуно, Мейер­беръ, Берліозъ… Одни боятся и со страху фантазируютъ; другіе выдумываютъ, чтобы напугать. Связываютъ сатану съ вѣдьмами, съ шабашемъ, со смертью, со всемогущест­вомъ, съ ночью. Изображаютъ его какъ ум­ницу, какъ свѣтоноснаго просвѣтителя, какъ забавника, какъ волокиту, какъ добряка, какъ революціонера, какъ подлежа­щаго искупленію, какъ двигателя прогрес­са, какъ существо требующее сочувствія и состраданія, какъ вѣстника свободы и ра­зума, какъ благороднаго “протестанта”… Перебираютъ всѣ возможные облики и комбинаціи, чтобы убѣдить себя въ его “без­вредности”, “невинности”, силѣ и привле­кательности… — не понимая, куда это все ведетъ и чѣмъ это закончится…. И не замѣ­чаютъ, что все это становится проповѣдью человѣческаго само-обожествленія и оправ­даніемъ, т. е. разнузданіемъ человѣческой порочности.
Къ этой прозіявшей пропасти подо­шелъ Фридрихъ Ницше со своимъ боль­шимъ писательскимъ талантомъ и съ боль­ной, извращенной душой. Онъ плѣнился демонически-дьявольской бездною и возве­личилъ ее. Его послѣднія произведенія — “Воля къ власти”, “Антихристъ” и “Се Че­ловѣкъ” — содержатъ прямую и откровен­ную проповѣдь зла и выговариваютъ сата­нинскія формулы.
Всю совокупность религіозныхъ пред­метовъ — Бога, душу, добродѣтель, поту­сторонній міръ, истину, вѣчную жизнь и соотвѣтствующіе имъ запреты и осужденія, — Ницше обозначаетъ какъ “груду лжи, рож­денной изъ дурныхъ инстинктовъ натурами больными и въ глубочайшемъ смыслѣ вред­ными”. “Христіанское понятіе Бога” есть для него “одно изъ растлѣннѣйшихъ поня­тій, созданныхъ на землѣ”. Все Христіан­ство есть въ его глазахъ лишь “грубая бас­ня о чудотворцѣ и спасителѣ”, а христіане — это “партія забракованныхъ ничтожествъ и идіотовъ”.
То, что онъ превозноситъ — это “ци­низмъ”, безстыдство: это есть “высшее, чте можетъ быть достигнуто на землѣ”. Онъ прямо взываетъ къ звѣрю въ человѣкѣ, къ “верховному животному”, которое надо во что бы то ни стало разнуздать. Онъ требу­етъ “дикаго человѣка”, “злого человѣка”, “съ веселымъ брюхомъ!”… Его плѣняетъ все “жестокое, неприкрыто-звѣриное”, пре­ступное. “Величіе есть только тамъ, гдѣ имѣется великое преступленіе”. “Въ каж­домъ изъ насъ утверждается варваръ и ди­кій звѣрь”… Все, что создаетъ въ жизни братство людей, — идеи “вины, наказанія, справедливости, честности, свободы, люб­ви и т. д.” — должно быть вообще “изъято изъ существованія”. “Впередъ же”, восклицаетъ онъ, всѣ “богохульники, противники морали, всевозможные безпочвенники, ар­тисты, евреи, игроки, — всѣ отвергнутые слои общества!…”
И нѣтъ для него большей радости, какъ видѣть “уничтоженіе лучшихъ людей и слѣ­дить за тѣмъ, какъ они шагъ за шагомъ идутъ къ погибели”… “Я знаю мой жребій”, пишетъ онъ: “однажды съ моимъ именемъ будетъ сопряжено воспоминаніе о чемъ то чудовищномъ, о кризисѣ, какого никогда еще не было на землѣ, о глубочайшемъ со­вѣстномъ конфликтѣ, о приговорѣ, вызван­номъ противъ всего, во что дотолѣ вѣрили, чего требовали, что свято чтили. Я не чело­вѣкъ, я — динамитъ!”…
Такъ, оправданіе зла нашло свои суще – дьявольскія, теоретическія формулы; и ос­тавалось только ждать ихъ осуществленія. А мы читали все это — и не понимали не ви­дѣли, куда это ведетъ. Искусство возвели­чило демонизмъ; нашелся философъ, кото­рый выговорилъ затаенную идею сатаны: губить лучшихъ людей и наслаждаться зрѣ­лищемъ ихъ гибели. Религія “просвѣщенія” разувѣрилась въ дьяволѣ; искусство стало брататься, воспѣвать его; жизнь отоз­валась на все это — явленіями сущаго сатанизма. Ницше нашелъ своихъ читателей и почитателей, даже въ средѣ пасторовъ, объявившихъ его “великимъ освободите­лемъ”; другіе приняли его доктрину, отвер­гли различеніе добра и зла, сочетали ее съ доктриной Карла Маркса и принялись за осуществленіе этой страшной идеи 36 лѣтъ тому назадъ.
Мои наблюденія привели меня къ вы­воду, что “демоническій человѣкъ” совсѣмъ не есть самое страшное въ жизни. Надо различать между “демонизмомъ” и “сата­низмомъ”. Демонизмъ есть дѣло человѣче­ское; сатанизмъ есть дѣло духовной бездны. Демоническій человѣкъ предается соблаз­ну; одержимый любопытствомъ, онъ играетъ въ добро и зло, смѣшивая ихъ и мѣняя ихъ наименованія; въ худшемъ случаѣ онъ предается своимъ дурнымъ страстямъ и можетъ еще одуматься, покаяться и обратиться. Но человѣкъ, въ котораго по слову Евангелія “вошелъ сатана”, одержимъ чуждой, поту­сторонней, внѣчеловѣческой силой и становится самъ человѣко-образнымъ дьяволомъ. Демонизмъ есть преходящее духовное по­мраченіе; его формула — “жизнь безъ Бо­га”, “протестъ противъ Божественнаго”, “независимость человѣческаго произволе­нія”… Сатанизмъ есть полный и оконча­тельный мракъ духа; его формула — “низ­верженіе Бога”, “попраніе всего священна­го”, “угашеніе всѣхъ божественныхъ лу­чей”, “униженіе и погубленіе праведни­ковъ “. Въ демоническомъ человѣкѣ бунту­етъ неукрощенный и необлагороженный ин­стинктъ, не оживляемый замолкшимъ серд­цемъ и поддерживаемый холоднымъ разсуд­комъ. Человѣкъ, одержимый сатанинскимъ началомъ, дѣйствуетъ подобно чужому ору­дію; онъ какъ бы служитъ злу, зависти, зло­бѣ, ненависти, мести, и въ то же время на­слаждается своимъ отвратительнымъ слу­женіемъ.
          Можно было бы сказать, что демониче­скій человѣкъ заигрываетъ съ сатаною; иг­рая, онъ, “облекается въ него”, вчувству­ется въ него, рисуется его чертами; онъ тя­готѣетъ къ сатанѣ: испытуя, наслаждаясь, предчувствуя ужасъ и изображая его, онъ вступаетъ съ нимъ (по народному повѣрію) въ договоры и, самъ не замѣчая того, ста­новится его удобнымъ “жилищемъ”… Сата­нинскій человѣкъ утрачиваетъ себя и ста­новится земнымъ инструментомъ дьяволь­ской воли. Кто не видѣлъ такихъ людей, или, видя, не узналъ ихъ, тотъ не знаетъ под­линнаго, первоначально-исконнаго и завер­шеннаго зла и не имѣетъ вѣрнаго представ­ленія о сатанинской стихіи.
Наши поколѣнія поставлены передъ ужасными, таинственными проявленіями этой стихіи, и доселѣ не рѣшаются выгово­рить свой опытъ въ мѣткихъ и точныхъ сло­вахъ, и не знаютъ, что начать. Здѣсь мы встрѣчаемъ нѣчто чудовищное, что нельзя изобразитъ въ осязательныхъ, строгихъ формахъ и о чемъ легче говорить въ символическихъ намекахъ: можно было бы опи­сать эту стихію, какъ “черный огонь;” или опредѣлить ее какъ вѣковѣчную, неутоли­мую зависть, какъ неисцѣлимую ненависть, какъ дерзающую свирѣпость, какъ агрес­сивную, воинственную пошлость, какъ вы­зывающе-безстыдную ложь, какъ абсолют­ное властолюбіе, какъ презрѣніе къ любви и добру, какъ попраніе духовной свободы, какъ жажду всеобщаго униженія, какъ ра­дость отъ униженія и погубленія лучшихъ людей, какъ анти-христіанство. Человѣкъ, поддавшійся этой стихіи, теряетъ духов­ность и влеченіе къ ней, въ немъ гаснутъ любовь, доброта, честь и совѣсть; онъ пре­дается сознательной порочности, противо­естественнымъ влеченіямъ и жаждѣ разру­шенія; онъ кончаетъ вызывающимъ кощун­ствомъ и человѣкомучительствомъ. Но и этого мало: онъ полонъ ненавистью къ лю­дямъ духа, любви и совѣсти, и не успокаи­вается до тѣхъ поръ, пока не поставитъ ихъ на колѣни, пока не поставитъ ихъ въ поло­женіе предателей и не сдѣлаетъ ихъ своими покорными рабами.
Вотъ этотъ черный смерчъ идетъ сей­часъ надъ міромъ. Игра въ демонизмъ идетъ въ концу; началось трагическое осущест­вленіе сатанизма. Подготовлявшееся въ ис­кусствѣ вошло въ души и стало реализо­ваться въ жизни. Цѣлые народы порабоще­ны людьми сатанинскаго нрава и дьяволь­ской политики. И всюду — лучшіе гибнутъ, а худшіе всплываютъ на поверхность, рас­поряжаются и губятъ. Но смыслъ этого процесса, его глубину и духовную значительность улавливаютъ все еще немногіе. Большинство или не вѣритъ событіямъ, раз­вертывающимся уже въ теченіе 36 лѣтъ, или соблазняется призывами и лозунгами дьяволоподобныхъ людей, или же втайнѣ сочувствуетъ и незамѣтно помогаетъ совер­шающемуся. И доселѣ мы находимъ въ литературѣ — то въ журналахъ, то въ книгахъ – сочувствіе, выражаемое демонизму и са­танизму. Вотъ появилась книга -— “Аполо­гія зла” (т. е. оправданіе порока); вотъ статья “Побесѣдуемъ о дьяволѣ”; вотъ еще статья “Въ защиту сатаны”… А вотъ ре­форматскій богословъ-профессоръ доказы­ваетъ въ популярной газетѣ, что имя “Ме­фистофель” искаженно, его надо читать иначе “Мегистофель”, что означаетъ “са­мый полезный” и т. д. и т. под.
Это стихія проявляется въ людяхъ од­нородно: слабѣетъ и исчезаетъ духовность, начинается разложеніе, разнузданіе, разрушеніе; всюду обнаруживается осознав­шая себя порочность, половая извращен­ность, предательство среди чиновниковъ, ученыхъ и духовенства, упоенное человѣко-, мучительство и необузданное властолюбіе то слѣва, то справа.
Личное переживаніе этой сатанинской стихіи вызываетъ въ здоровой душѣ ужасъ и отвращеніе, которые могутъ перейти въ настоящее тѣлесное заболѣваніе: симпати­ческая нервная система, имѣющая свои ни­ти и концы во всемъ организмѣ, заболѣва­етъ спазмами, которыя ведутъ сначала къ нервной “дурнотѣ”, потомъ къ функціо­нальной дисритміи во всемъ организмѣ (сердце! желудокъ! мозгъ! кровообраще­ніе!) и могутъ закончиться душевнымъ за­болѣваніемъ, самоубійствомъ или прямою смертью.
Мы всѣ должны научиться узнавать та­кихъ людей по наружности, не дожидаясь ихъ дѣяній. Ихъ можно узнать по острымъ, злобнымъ, фальшиво шныряющимъ гла­замъ, по ненавистной, презрительной ко­щунственной улыбкѣ, по рѣзкому голосу, по напыщеннымъ, хвастливымъ, угрожаю­щимъ, лживымъ словамъ и по лукавымъ предательскимъ дѣламъ. Русскіе люди дав­но уже имѣли возможность изучить ихъ; они обязаны знать, кто они и откуда; и все-та­ки они то и дѣло ошибаются, вѣрятъ прово­каторамъ, возвеличиваютъ безстыдниковъ, торопятся прицѣпить свой челнъ къ кормѣ “большого”, хотя бы и проклятаго корабля. А люди западныхъ странъ доселѣ не разу­мѣютъ этого явленія, не хотятъ понять его и берутся за умъ слишкомъ поздно…
Вотъ людей такого извращенія, такого строя я не разъ встрѣчалъ въ тюрьмахъ разныхъ странъ и всегда съ ужасомъ ду­малъ о томъ, что они будутъ дѣлать, когда захватятъ политическую власть. О нихъ то я и сказалъ, что они одержимы сатанин­скимъ началомъ”.,..
Весь этотъ импровизированный докладъ, изложенный въ тонѣ спокойнаго, но поисти­нѣ трагическаго созерцанія, былъ неожи­данъ и мы всѣ чувствовали себя потрясен­ными. Всѣ молчали. У всѣхъ было чувство свалившагося бремени, опасности, жути, тѣмъ болѣе, что самъ докладчикъ внушалъ полное довѣріе къ себѣ. Черезъ нѣсколько минутъ всѣ вдругъ и сразу заговорили и ко­нечно разошлись въ своихъ мнѣніяхъ. Но отвергать сообщенныя данныя никто и не думалъ.