Архиерейский собор РПЦЗ. Сремские Карловцы, 1934 г. Крайний слева стоит свт. Иоанн (Максимович).
1.
ОКРУЖНОЕ ПОСЛАНИЕ СОБОРА АРХИЕРЕЕВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗАГРАНИЦЕЙ от 27 августа/9 сентября 1927 года.
«Мир братиям и любовь с верою от Бога Отца и Господа Иисуса.
Благодать со всеми неизменно любящими Господа нашего Иисуса Христа»
(Ефес. 6, 23-24).
Извещаем вас, возлюбленные чада, о последнем важнейшем событии из жизни нашей Святой Церкви.
В июле текущего года Заместитель Патриаршего Местоблюстителя Нижегородский митрополит Сергий и Временный Патриарший Синод обнародовали особое послание о положении Церкви в России и об отношении к ней и к заграничной пастве советской власти.
Послание это весьма знаменательно.
Объявляя о том, что с открытием деятельности Патриаршего Синода, наша Церковь в России «имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне законное центральное управление», оно призывает нас «выразить всенародно нашу благодарность» советской власти «за такое внимание к духовным нуждам православного населения. Признавать ее законной, повиноваться ей, не только из-за страха, но и по совести» (Рим. 13, 5), «сознавать советский союз гражданской родиной, радости и успехи которого – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи» и «всякий удар, направленный в Союз… как удар, направленный в представителей Церкви». Послание признает нужным и обязательным, чтобы мы все, которым «дороги интересы Церкви», кто «желает вывести ее на путь законного и мирного существования», чтобы мы – «церковные деятели» – показали, что мы «не с врагами… советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и с нашим правительством».
Вместе с этим послание осуждает наше заграничное духовенство и паству за неверность советской власти и за выступления против нее, требуя от духовенства дать письменное обязательство в полной верности советской власти «во всей своей общественной деятельности», угрожая, в случае неисполнения этого требования исключить наших духовных лиц из состава клира Московской Патриархии.
Наконец, послание напоминает о том, что будто бы Святейший Патриарх Тихон в 1922 году закрыл наш Архиерейский Синод; отмечает, что Синод существует «политически не меняясь», что будто бы «своими притязаниями на власть он даже расколол заграничное церковное общество на два лагеря».
Таково последнее деяние Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и его Временного Священного Синода.
Что нам сказать о нем?
Наш священный и ответственный долг архипастырей Церкви и наша христианская совесть повелевает нам сказать о сем деянии следующее:
Послание митрополита Сергия и членов Священного Синода составлено не свободно, а под сильным давлением гонителей нашей Святой Церкви и мучителей русскаго народа – большевиков, так как ни один архипастырь, свободный от гнета и плена этих злейших врагов Христовых, не может признать их властью законной, не может верить их мирным отношениям к Св. Церкви и не может надеяться установить правильные отношения с нею Церкви. Всему миру известно, сколь великое множество служителей алтаря Господня и верных сынов Церкви – мирян умерщвлены носителями безбожной советской власти. Сколь многие святыни русского народа поруганы и осквернены или даже вовсе разрушены, сколь многие архипастыри, пастыри и миряне и теперь томятся в тюрьмах, ссылках и изгнаниях, поношениях и страданиях за св. Веру и за законы отеческие. Около десяти лет продолжается антихристово гонение на Христа и Его Св. Церковь в страждущей России, гонение, напоминающее нам первые века христианства. Как же можно выражать всенародную благодарность такой власти? Как можно говорить о ее внимании к духовным нуждам православного населения? Как можно радоваться ее радостям и печалиться ее неудачам? Нет, не добрая воля наших архипастырей составила это послание, а злая воля врагов Христовых.
Послание преследует недостижимую цель – установить неслыханный и неестественный союз между безбожной властью и Св. Православной Церковью.
Но, скажем мы словами Апостола: «какое общение праведности с беззаконием? Что общаго у света с тьмой? Какое согласие между Христом и Велиаром?» (2 Корин. 6, 14-15). Радости советской власти – оскудение веры и благочестия, умножение беззакония, развращение людей, разрушение Церкви, страдания верных чад Божиих, пролитие крови праведных, насаждение на земле царства диавола. Может ли это быть радостью для Церкви?
Послание митрополита Сергия не архипастырское и не церковное, а политическое и посему не может иметь церковно-канонического значения и не обязательно для нас свободных от гнета и плена богоборной и христоненавистной власти. Под предлогом мирного отношения к Церкви, давая разрешение митрополиту Сергию организовать Священный Синод, большевики принудили его и других иерархов заявить, что советская власть – законная, что ей нужно повиноваться, как богоустановленной, что ее интересы совпадают с интересами Св. Церкви и что всякое противление ей преступно и должно быть наказуемо церковными карами. Таким образом, послание иерархов Церкви стало одним из средств пропаганды советской власти и внедрения ее безбожной политики в церковную жизнь.
Иерархи благословляют противохристианскую политику врагов всякой религии. Положение дела совершенно чуждое Церкви, вредное и опасное, способное создать новую тяжкую смуту в Церкви и дать повод опасаться за чистоту Православия в России. Церковь не может благословлять противохристианскую, а тем более безбожную политику. Утверждая это, мы не хотим сказать того, что Церковь должна быть совершенно чужда политики государства. Церковь должна быть выше политических страстей и партийности, однако она должна не только благословлять христианскую политику государства, но и борьбу с его противохристианскими, а тем более безбожными началами.
Что скажем еще? Можем ли признать советскую власть законною? Можем ли дать письменное обязательство в верности этой власти?
Нет, мы не можем и не должны этого делать. Мы почитаем советскую власть не законною и не богоустановленною, а существующую по попущению Божию ради наших грехов и для вразумления нашего. Мы называем советскую власть христоненавистной и безбожной, разрушающую и Церковь и Россию. Мы молим Господа, чтобы Он избавил нашу Церковь и Россию от гнета и плена этой власти.
Можно ли почитать законным постановление Временного Патриаршего Синода об увольнении от должностей и исключении из клира Московской Патриархии архипастырей и прочих священнослужителей, если они откажутся дать письменное обязательство о верности советской власти? Такое постановление Синода не может быть признано законным и каноническим. Оно должно почитаться превышением власти и противоречит не только священным канонам Церкви и посланию архипастырей – Соловецких узников к советской власти, но и посланию самого митрополита Сергия от 10 июня 1926 года, не признавшему возможным применять церковные наказания к заграничному духовенству «за его неверность Советскому Союзу».
Не можем не отметить того, что рука врагов Церкви оказала свое влияние на то место послания, где оно говорит о нашем Архиерейском Синоде. Совершенно неправильно отмечает послание, будто Святейший Патриарх наш в 1922 году закрыл наш Священный Синод. Мы должны заявить, что в указанное время был закрыт не настоящий наш Архиерейский Синод, а Временное Высшее Церковное Управление заграницей. Настоящий наш Синод не закрывался ни Святейшим Тихоном, ни его преемниками по управлению Церковью, хотя всем им было хорошо известно о его существовании, что подтверждает теперь и сам митрополит Сергий и его Синод, не решаясь однако объявить о закрытии его. Этим смешением двух различных учреждений – Временного Высшего Церковного Управления заграницей и Архиерейского Синода враги Церкви постарались смутить верных чад ее и углубить церковную смуту за границей. Несправедливо послание упрекает наш Синод в разделении церковного общества на два лагеря. Наоборот, он всегда стремился к тому, чтобы объединить все епархии и духовные миссии заграницей в одно целое. Разделили наше церковное общество два митрополита – Платон и Евлогий, ранее сами подчинявшиеся нашему Синоду и пользовавшиеся его помощью и поддержкой, но в 1926 году самочинно и незаконно отколовшиеся от него и пожелавшие управлять своими епархиями единолично и безответственно, не имея над собою никакой власти и поставив себя выше автокефальных иерархов.
Тщательно рассмотрев послание Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Временного Патриаршего Синода, и, приняв во внимание, что высшая церковная власть в России находится в тяжком пленении у врагов Церкви, несвободна в своих деяниях, а также то, что у нас нет возможности иметь с нею нормальные сношения, Священный Собор Архиереев Русской Православной Церкви заграницей определил:
1) Заграничная часть Всероссийской Церкви должна прекратить сношения с Московской церковной властью в виду невозможности нормальных сношений с нею и в виду порабощения ее безбожной советской властью, лишающей ее свободы в своих воле изъявлениях и канонического управления Церковью.
2) Чтобы освободить нашу иерархию в России от ответственности за непризнание советской власти заграничной частью нашей Церкви, впредь до восстановления нормальных сношений с Россией и до освобождения нашей Церкви от гонений безбожной советской власти, заграничная часть нашей Церкви должна управляться сама. Согласно священным канонам, определениям Священного Собора Всероссийской Поместной Православной Церкви 1917-18 г.г. и постановлению Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 года, при помощи Архиерейского Синода и Собора Епископов, под председательством Киевского митрополита Антония.
3) Заграничная часть Русской Церкви почитает себя неразрывною, духовно-единою ветвью великой Русской Церкви. Она не отделяет себя от своей Матери Церкви и не считает себя автокефальною. Она по-прежнему считает своею главой Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра и возносит его имя за богослужениями.
4) Если последует постановление митрополита Сергия и его Синода об исключении заграничных епископов и клириков, не пожелавших дать подписку о верности советскому правительству, из состава клира Московского патриархата, то такое постановление будет неканоничным.
5) Решительно отвергнуть предложение митрополита Сергия и его Синода дать подписку о верности советскому правительству, как неканоническое и весьма вредное для Святой Церкви, как в России, так и заграницей.
Объявляя о таком нашем постановлении всем верным чадам Святой Церкви, мы уповаем, что наш Великий Пастыреначальник, Господь Иисус Христос приведет ее к благу, миру и радости и посрамит всех ее врагов.
«Да воскреснет Бог и расточатся врази Его» (67 пс. 2 ст.). Аминь.
Митрополит Антоний, архиепископ Феофан, архиепископ Серафим, епископ Сергий, епископ Гавриил, епископ Гермоген, епископ Феофан, епископ Дамиан, епископ Серафим,епископ Тихон.
27 августа/9 сентября 1927 года
Сремски Карловци.
Первоначально в: «Церковные ведомости». 1927. № 17/18. С. 1-3. Архиепископ Никон (Рклицкий). Жизнеописание блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Томъ VI. Нью-Йорк 1960. С. 228-232.
2.
ОКРУЖНОЕ ПОСЛАНЕЕ СОБОРА РУССКИХ ЗАГРАНИЧНЫХ АРХИЕРЕЕВ ПРАВОСЛАВНОЙ РУССКОЙ ПАСТВЕ от 8/21 июля 1933 года.
(По поводу послания Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола Митрополита Сергия от 23 марта 1933 г.).
В августе 1927 года Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополит Сергий обратился к Зарубежным Русским Епископам и прочему духовенству с предписанием дать письменное обязательство «не допускать в своей общественной и особенно церковной деятельности ничего такого, что может быть принято за выражение нелояльности в отношении Советской власти» под угрозою, в случае неисполнения этого указа, увольнения означенных лиц от должности и исключения их из состава клира Московской Патриархии.
Ныне он решил возобновить свое требование чрез особое послание от 23 марта 1933 года, обращенное собственно к так называемой им «Карловацкой группе», т.е. к той части Русского православного Зарубежья, котораяканонически объединяется вокруг Архиерейского Заграничного Синода, находящегося в Сремских Карловцах.
Послание это адресовано однако не непосредственно Синоду, а на имя Святейшего Патриарха Сербского Варнавы, в котором митрополит Сергий надеется «найти доброжелательного и беспристрастного посредника между ним и Зарубежными епископами, зная его истинно-братское отношение к Русской Православной Церкви».
Так как этот новый акт Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола получил уже широкое распространение, после опубликования его в печати и вызвал большое волнение в Зарубежной русской православной среде, Собор заграничных Русских Архиереев, собравшийся в Сремских Карловцах, не находит возможным оставить его без ответа.
Собор почитает своим долгом дать необходимые разъяснения пастве, особенно по целому ряду принципиальных вопросов затронутых в послании: и вместе с тем освободить Зарубежное духовенство от тех несправедливых обвинений, какие возводит на него Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола.
Главный упрек, какой посылает Митрополит Сергий заграничным иерархам и клиру, повторяя его неоднократно на протяжении своего обширного послания, направлен против увлечения их политикой «заслонившей» якобы и «поглотившей» все церковное в их деятельности и вызвавшей к бытию якобы даже самую организацию нынешнего Церковного Управления заграницей. Желая настоящим обращением очистить служение духовных лиц зарубежом «от посторонней примеси» (т. е. политики) и тем «возвысить» его, Заместитель Местоблюстителя не замечает, как в действительности он толкает их на тот чисто политический путь, на который давно уже встал он сам. Об этом ясно говорит самая конечная цель Послания, стремящегося во что бы то ни стало примирить русскую эмиграцию и особенно ее пастырей с Советской властью в России.
Сколько бы ни пытался автор послания прикрыть истинный смысл своего требования утонченным слововыражением, пользуясь больше отрицательными, чем положительными формулами для определения желательного для него отношения заграничного духовенства к существующей ныне власти в России, его призыв в своем существе остается тем же, чем он был в 1927 году и может быть формулирован словами: кто с советской властью, тот и с РусскойЦерковью; кто против первой, тот не может быть и со второй. Таким образом связь с Матерью-Церковью должна осуществляться для нас не иначе, как через приятие богоборческой власти, правящей ныне в России. Прежде, чем протянуть руку общения Митрополиту Сергию, мы должны простереть ее сначала большевикам и получить от них свидетельство своей политической благонадежности, без чего Заместитель Местоблюстителя не может восстановить братского и канонического единения с нами. Хотя он оговаривается, что не требует от эмигрантов «верноподданнических чувств к Советскому правительству» и не желает «навязывать» им политическую программу последнего, однако, он по прежнему решительно настаивает на том, чтобы Зарубежное духовенство дало письменное обязательство воздерживаться в своей общественной и особенно в церковно-пастырской деятельности от всяких выступлений нелояльных, а тем более враждебных по отношению к «нашему» – как он подчеркивает неоднократно, т.е. Советскому «правительству».
Каждому ясно, что воздерживаться от нелояльных поступков в отношении Советов, значит быть лояльным в отношении к ним. И не только по тактическим соображениям, а по самому принципу. Это не ограничение только «внешней деятельности» духовных лиц, как пытается представить дело Митрополит Сергий, а посягательство на свободу их совести, которая была бы навсегда связана подобным обязательством.
Отказавшиеся исполнить это требование Заместителя Местоблюстителя и вместе перейти в юрисдикцию какой либо Православной Церкви: не просто исключаются из состава клира Московской Патриархии, но одновременно лишаются своих иерархических и пастырских прав и полномочий и даже передаются церковному суду, с предварительным запрещением их в священнослужении, другими словами подпадают под тяжкие чисто канонические прещения.
Такое волеизъявление 3аместителя Патриаршего Престола стоит в прямом противоречии с определением Всероссийского Церковного Собора от 2/15 августа 1918 года, в силу которого никто из членов Русской Православной Церкви не может быть привлечен к церковному суду и подвергнут наказанию за те или другие политические настроения и соответствующую им деятельность.
Вместе с тем оно не согласуется с раннейшими заявлениями самого Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола, сделанного им в его обращении к Православным Архипастырям, пастырям и пасомым Московской Патриархии от 17/30 сентября 1926 года в связи с вопросом регистрации Церковного Управления в России. «Мы не можем, пишет он здесь, – взять на себя наблюдение за политическим настроением наших единоверцев… обрушиться на заграничное духовенство за его неверность Советскому Союзу какими ни будь церковными наказаниями было бы ни с чем несообразно и дало бы лишь повод говорить о принуждении нас к тому, Советской властью».
Так как новый, вышедший ныне акт Московской Патриархии отличается именно такою внутренней непоследовательностью, то невольно приходится подозревать здесь «принуждение» Советской власти.
Очень характерно самое понятие о политике, какое устанавливает митрополит Сергий. Оно вполне совпадает с обычным определением его на большевистском языке. Политика – это все то, что направлено против советской власти, особенно со стороны монархистов, усиление влияния которых, по видимому, особенно страшится Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола. Считая совершенно недопустимым для духовенства какое либо соприкосновение с подобным течением политический мысли, он не видит, однако, ничего предосудительного или запретного для него в том, чтобы содействовать укреплению советской власти в России, признавая ее радости и неудачи тождественными с радостями и неудачами самой Церкви. Митрополит Сергий сам невольно обмолвился в своем послании, что он особенно против «такой» политики, которая является «непримиримой» в отношении нынешней власти в России. Но эта непримиримость зарубежного духовенства в отношении советов вытекает вовсе не из тех или других политических настроений и предпосылок, а из самого характера Советской власти с одной стороны и из обязанностей высокого пастырского служения с другой.
Рассматривая существующее «Карловацкое Управление» с канонической точки зрения, митрополит Сергий пытается представить его не имеющим законного основания для своего существования и считает его «зданием на песке».
Никто из нас не решится конечно утверждать, что действующий ныне заграницей порядок Русского Церковного Управления подходит под обычные нормы церковного права. Ни св. каноны, ни последующее церковное законодательство не могли конечно предвидеть великой войны, произведшей глубокие потрясения во всем мире и спутавшей повсюду не только прежние политические, но часто и церковные отношения. Еще более тяжкую катастрофу вызвала в России революция разрушившая почти весь нормальный строй церковной жизни. Последняя вероятно долго еще не сможет войти в спокойное устойчивое русло. Разве существующую ныне там организацию церковного управления, даже православной или так называемой Тихоновской церкви можно вполне оправдать с точки зрения канонов и определений Всероссийского Церковного Собора 1917-1918 г.г.? Разве не раздаются там справедливые возражения против законности нынешнего Синода, подобранного митрополитом Сергием по его личному усмотрению (по крайней мере в лице наиболее влиятельных его членов) и разве не подвергаются сомнению канонические Полномочия самого нынешнего Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола?
Стоя на чисто формальной точке зрения, митрополит Сергий пытается отвести некоторые священные каноны, под покровительство которых ставит себя обыкновенно Зарубежная Русская Церковь. Он говорит, что правила Ап. 35, Aнтиox. 18, и IV Всел. Соб. 37 имеют ввиду епископов, не успевших занять своих кафедр по причине «От них независящей», а не тех, которые ушли из своих епархий и притом без вышеуказанного повода. Но он очевидно сознательно умалчивает о 17 правиле Сардикийского Собора, где разумеется именно подобный случай, при чем толкователи его, говорят, что оно имело ввиду оградить канонические права св. Афанасия Великого, вынужденного неоднократно покидать свою кафедру вследствие преследования ариан.
Сюда же надо отнести и так называемый Томос Единения 921 г., напечатанный в Кормчей. Он прямо говорит о епископах лишившихся своих кафедр «варварского ради нашествия» или «царства иного преятия», каковых он считает достойными особого внимания и чести в Церкви.
Только с явным насилием над истиной можно утверждать, как это делает митрополит Сергий в своем послании, будто зарубежные епископы оставили свои епархии «не по причине от них независящей», а по своей доброй воле. Никто добровольно не обрекает себя на изгнание, ибо горек хлеб последнего; скорби во время бегства по слову св. Афанасия часто мучительнее и ужаснее самой смерти. Всем известна зверская жестокость большевиков, с которой они устремлялись на епископов и священников проявивших то или другое сочувствие их активным противникам, и особенно на тех, жизнь которых по самому месту их службы была связана с судьбами Добровольческой и других так называемых белых армий. Очутиться в руках советских палачей после отступления последних и исхода их из России, значило бы пережить больше чем только варварское нашествие. Многих из епископов и прочих духовных лиц ожидал бы тогда несомненно мученический венец, но это был бы только счастливый жребий для них самих, но не дли их паствы, для которой они могли бы только усугубить ее страдания. Поэтому большинство из них предпочло уклониться от опасности путем бегства, которое никогда не запрещалось в подобных случаях Церковью. Напротив, оно освящено примером Давида, пророка Илии и наконец Самого Пастыреначальника Христа, Который уже в младенчестве бежит вместе с Пречистой Матерью и старцем Иосифом от руки Ирода в Египет с одной стороны, чтобы показать, что Он был истинный человек облеченный плотию, как изъясняет Златоуст, а с другой, чтобы научать нас смирению, дабы и мы не стыдились, когда нужно, подобным же образом спасаться от преследования врагов. Уже накануне Своих страданий, именно после воскрешения Лазаря, Христос Спаситель уходит от злобы иудеев в город Ефраим. «Бегает Иисус давая место гневу» читаем в Синаксаре на Лазаревую субботу. Он оставил повеление Своим ученикам бегать во ин град, когда их гонят в одном. (Мф. 10, 23).
Великий веpoпроповедник и наставник пастырей св. Апостол Павел особенно часто должен был спасаться бегством от врагов Креста Христова, гонимый иудеями и язычниками. Впоследствии укрывались от гонителей св. Поликарп Смирнский, Климент, Ориген, Григорий Неокесарийский и мн. другие великие пастыри и учители Церкви. Особенно поучителен пример св. Киприана Карфагенского, который во время гонений Декия не поколебался оставить свою паству и, скрывшись в уединенном месте, оттуда управлял ею. Он сделал это для того, как писал он пресвитерам и диаконам римским, чтобы, «неблаговременным присутствием не увеличить общего смятения».
«Уйти на время от опасности по его словам, не составляет греха, гораздо хуже оставаясь на месте сделаться участником отступничества». «Потому то, пишет он в «Книге о подвигах» – Господь заповедовал скрываться и, убегать во время гонения; так Он учил и так поступал. Венец «даруется по Божиему удостоению и его нельзя получить пока не наступит час для его приятия».
Великий столп православия св. Афанасий Александрийский много раз спасается бегством от преследования apиaн, оставляя свою паству: однако, когда он возвращался в Александрию, народ встречал его как триумфатора. В ответ на обвинения своих врагов, укорявших его за мнимое малодушие, он написал свое знаменитое «Защитительное слово», в котором оправдывает свое бегство столь мудрыми и непререкаемыми доводами, что они сохранили свою силу на все века. «Бегство, – говорит он – служит великим обличением не гонимым, а гонителям». Бегство для святых было подвигом. «Скончавшиеся в бегстве не бесславно умирают, но могут похвалиться мученичеством».
«Пастырь не должен сам отдаваться в руки врагов, когда сам промысел указывает ему путь ко спасению, ибо это означало бы оказаться неблагодарным пред Господом и поступить против Его заповедей и не согласоваться с примерами святых».
Многие из этих оснований в защиту бегствующих во время гонений повторяются потом в 9 и 13 правилах св. Петра Александрийского. Так как все правила последнего были приняты и утверждены потом 2 прав. VI Всел. Собора, то здесь надо видеть церковно – каноническое признание законности уклонения от опасности в то время, когда воздвигается гонение на Церковь и ее служителей.
Не будет поэтому преувеличенным сказать, что, уйдя из родной земли вместе с некоторой частью своей паствы в минуту крайней опасности, заграничные епископы и прочие духовные лица поступили согласно с Евангельскими и Отеческими заветами и что они терпят бедствия невольного изгнания «защищая истину и будучи невинны» (Сард. 17), хотя и подвергнуты были «обвинению» со стороны большевитской власти.
Между зарубежными иерархами и клириками есть и такие, о которых можно сказать, что «они томления и мучения подъяша и вязания и темницы правды ради» и которых вышеуказанный Томос Единения предписывает оказывать за это выражения «особого благодарения и чести».
«Не подходит к делу – пишет митрополит Сергий и аналогия с переселением Кипрского Архиепископа Иoaннa в Геллеспонтскую область «купно со своим народом». В Геллеспонт переселилась со своим епископом вся или почти вся Кипрская Церковь».
Но и как во всякой исторической аналогии, здесь важны не подробности того или другого факта, а самый внутренний смысл или существо его. Очень ценно установить такой показательный пример в истории древней церкви, когда в пределах одной церковной юрисдикции осуществлялась другая, вопреки обычному каноническому порядку, охранявшему единство церковной власти на данной территории. Этот пример далеко не единственный в церковной практике. Нечто подобное мы видим в положении какое занимали в Константинополе другие Восточные Патриархи Александрийский, Иерусалимский и Антиохийский, вынужденные жить временно здесь вдали от своих кафедр и своей паствы стонавшей под турецким игом, в правах известной церковной экстерриториальности, какими пользовались Православные Миссии в пределах юрисдикций других Восточных Церквей и т.п.
Возвращаясь к Кипрскому Архиепископу Иоанну, следует сказать, что он не только осуществлял в полноте свои канонические права, как глава автокефальной Церкви, по управлению своей паствой, но ему подчинена была вся Геллеспонтская область, будучи выделена временно из юрисдикции Вселенского Патриарха.
Заграничное Русское Церковное Управление не только никогда не дерзало вмешиваться во внутренние дела других Православных Церквей, в пределах коих была рассеяна русская паства, (что и стараются предотвратить св. каноны строго запрещая епископу одной области долго оставаться без нужды в пределах другой), но и никогда не претендовала вообще на полноту юрисдикции автокефальных Церквей, противопоставляя себя, как нечто совершенно независимое и самодовлеющее, всей Русской Церкви или ставя себя на один уровень с другими Поместными Церквами.
Действуя на территории подлежащей ведению других Православных Церквей, оно старалось не принимать здесь ни одного важного канонического акта без разрешения Глав этих Церквей и вообще осуществлять здесь принцип внутреннего самоуправления лишь постольку, поскольку это встречало одобрение и поддержку со стороны местной церковной власти.
Что же касается ее отношение к Матери-Церкви, то Зарубежная Русская Церковная организация считала себя не более, как ветвью последней, органически связанной со всем русским церковным телом, хотя временно лишенным лишь внешнего церковно-административного соединения с последним. Свидетельством ее неразрывного духовного единства со всею Русской Церковью служило всегда неизменно совершавшееся возношение за богослужениями сначала имени св. Патриарха Тихона, а потом его законного Заместителя митрополита Крутицкого Петра. Пока представлялась возможность сношений с покойным Патриархом Тихоном, Высшее Церковное Управление за границей старалось всячески получить от него хотя бы не официально утверждение и одобрение для своих важнейших определений, действуя при этом всегда с большими предосторожностями.
Прекращение таких сношений с Главою Русской Церкви, после того, как Святейший Патриарх был лишен большевиками свободы, Зарубежное Церковное Управление считало для себя большею потерею и даже несчастьем. Отсюда видно, что органы Заграничного Церковного Управления отнюдь не стремились к присвоению себе автокефальных прав, в чем пытается обвинять митрополит Сергий. Вся заграничная церковная организация считала и считает себя до ныне учреждением чрезвычайным и временным, которое немедленно должно упраздниться по восстановлении нормальной и общей и церковной жизни в России.
Совершенно незаслуженным является обвинение митрополитом Сергием зарубежных иерархов в честолюбивых и властолюбивых притязаниях, побудивших их, по его мнению, подчинить своему ведению не только всю зарубежную паству, но вместе и находящиеся за границей русские церковные миссии и церкви до-военного времени.
Всякий, кто знает подлинную историю происхождения Высшего Церковного Управления на Юге России, откуда оно было перенесено заграницу, может засвидетельствовать, что оно возникло отнюдь не под влиянием тех или других политических партий или для удовлетворения властолюбивых стремлений иерархов, а вызвано к жизни чисто церковными нуждами и потребностями. Оно было совершенно необходимо для устроения церковной жизни на Юге России, когда гражданская война отделила его от Москвы, где было сосредоточено, как известно, Высшее Церковное Управление Русской Церкви.
Еще более настоятельно явилась нужда в подобном церковном органе заграницей, когда сюда влились 2 1/2 миллиона русских православных беженцев. Потеряв все, кроме совести и Православной Веры, которых у них не могли отнять большевики, эти несчастные русские изгнанники естественно ухватились за Церковь, как за последний якорь спасения. Они обратились к сопровождавшим их русским архипастырям с мольбою собрать их, утешить и сплотить вокруг единого духовного центра, каким всегда была для них Церковь. Их естественным желанием было сохранить на чужбине свой родной богослужебный язык, старый церковный календарь, и весь привычный им церковный и религиозно-бытовой уклад, в котором они воспитаны были с детства. Все это они не могли получить от других Православных Церквей, как бы по братски не относились к ним последние, а только от своих пастырей, которых и просили организовать для них церковную жизнь на началах внутреннего самоуправления. Русские архиереи в сознании своей ответственности за судьбу этих рассеянных и изнуренных овец, кровь которых была бы взыскана от их руки и предприняли эту трудную задачу, облегчавшуюся впрочем, тем что они имели уже готовый орган центрального Церковного Управления передвинувшийся вместе с массою беженцев из России заграницу и быстро возродившийся здесь усилиями русских зарубежных иерархов. Никто из архипастырей не преследовал здесь конечно каких-либо личных целей, они хотели только путем такой организации сохранить духовно эту часть русского церковного организма, чтобы потом целой и неповрежденной возвратить ее на лоно Матери-Церкви.
После вышеуказанных церковных правил и аналогичных церковно исторических примеров, главной канонической основой для создания органов заграничного Церковного Управления послужил известный указ Святейшего Патриарха Тихона и Св. Синода от 7-20 ноября 1920 года, по которому архиереи, отделенные течением политических обстоятельств от Высшей Церковной Власти в России, обязывались организовать ее на местах на началах соборности. Если принять во внимание, что Высшее Церковное Управление возникло впервые на Юге России, в то время, когда гражданская война надолго отделила его от Москвы, то никто настанет оспаривать, что учреждение этого правящего церковного органа явилось первым и при том вполне законным ответом на указ 1920 года, будучи в полном соответствии с последним.
В мае 1922 года последовал указ св. Патриарха Тихона о закрытии Высшего Церковного Управления заграницей, состоявшего из епископов, клириков и мирян. Хотя основания для этого указанные в означенном распоряжении Патриарха носили скорее политический, чем церковный характер, зарубежные епископы без колебания решили подчиниться воле Главы Русской Церкви. Последний не мог однако не сознавать того, что лишенная иерархического руководства церковная жизнь заграницей могла придти в полное расстройство и потому предложил в том же указе выработать новый проект управления русскими православными церквами заграницей и представить ему таковой на одобрение.
Поручение это, ближайшим образом возложенное на митрополита Евлогия, исполнено было при участии последнего на Соборе Епископов 1922 года, учредившего т. наз. Архиерейский Синод. На таком же Соборе в 192З году выработано было окончательное положение о Соборе и Синоде, как высших органах церковного управления заграницей, которое было немедленно отправлено на одобрение и утверждение св. Патриарху. На этот раз последний ничем не выразил своей воли ни в положительном, ни в отрицательном смысле, но есть много оснований предполагать, что он считался фактически с существованием реформированного заграничного церковного управления и нисколько не хотел мешать ему осуществлять присвоенные ему права. С тех пор оба эти органа действуют непрерывно, до сих пор соединив под своей властью не только всю православную русскую эмиграцию, но и существовавшие заграницей русские церковные учреждения и храмы с принадлежащим им имуществом. Они пользовались и пользуются повсюду авторитетом, который позволяет им свободно руководить всей духовной жизнью русского зарубежья, отнюдь вне всякого влияния со стороны монархической или каких либо других политических партий. В состав этой организации входили в то время 32 архиерея, в том числе и Начальник Японской Миссии архиепископ Сергий, добровольно, без всякого принуждения с чьей либо стороны подчинившийся Архиерейскому Синоду и потом отошедший от него и вступивший в непосредственное каноническое отношение с Московской Патриархией. Впоследствии, из Зарубежной Церковной организации, возглавляемой Собором и Синодом Церкви в России отделение от нее «живоцерковников», григорьевцев и многих других церковных образований.
Тут действовали другие, более глубокие причины, порожденные нынешней смутою не только поколебавшею повсюду церковную дисциплину, но и создавшую целый ряд новых отрицательных идейных течений и расслоивших весь русский народ. Однако, разделение между Карловацким церковным управлением и обоими названными митрополитами не столь глубоко, чтобы не оставляло надежды на примирение между ними. Не проходило ни одного Архиерейского Собора без того, чтобы на нем не возбуждался этот последний вопрос. Ныне, он с особою силою поднят в Западной Европе и Америке, самою православною паствою, пытающейся воздействовать на своих иерархов, чтобы побудить их принять более энергичные и действительные меры к восстановлению нарушенного мира заграницей. И если бы Митрополиты Платон и Евлогий вняли голосу своей паствы, и искренне пожелали бы вновь подчиниться Архиерейскому Собору и Синоду, от которых они отделились несколько лет тому назад, протянутая ими рука общения не была бы конечно отвергнута, но с любовию принята их собратьями, объединившимися вокруг означенных церковных органов.
Решительный протест, выраженный митрополитом Сергием против существования Зарубежного церковного центра представляется тем более неожиданным, что он сам некогда находил в принципе и возможным и целесообразным образование подобного органа в своем письме зарубежным епископам от 30 августа/12 сентября 1926 года. Этот документ имеет для нас особенную цену и авторитет потому, что в нем выражена несомненно подлинная мысль и свободное решение митрополита Сергия, не поддававшегося еще давлению грубой большевитской руки. Об этом свидетельствует прежде всего самый тон его письма – вполне искренний и доброжелательный в отношении к заграничным его собратьям, чуждый угроз и изворотливой софистической аргументации, коими отравлены, к сожалению, все последующие исходившие от него акты. В настоящем письме заслуживают внимания следующие три главных его положения:
1) Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола признается, что он не знает истинного положения русской церковной жизни заграницей и потому отказывается быть «судьею» в разногласиях между зарубежными епископами;
2) он не находит Московскую Патриархию правоспособною вообще руководить «церковной жизнью православных эмигрантов» с которыми у нее нет фактических сношений;
3) по его мнению «польза самого церковного дела требует», чтобы зарубежные епископы «общим согласием создали для себя центральный орган церковного управления достаточно авторитетный, чтобы разрешать все недоразумения и разногласия и имеющий силу пресекать всякое непослушание не прибегая к поддержке Патриархии». Только в случае практической невозможности создать «общепризнанный всей эмиграцией орган» митрополит Сергий советует покориться необходимости и подчиниться, согласно обычной канонической практике, другим Православным Церквам в пределах их юрисдикции, а в неправославных странах организовать «самостоятельные общины или церкви» совключением в них по возможности, живущих здесь православных людей и других национальностей. Таким образом, Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола в принципе здесь допускает все, против чего он стал возражать, к сожалению, впоследствии, т.е. и временную независимость Зарубежной части Русской Церкви от Патриархии вследствие невозможности правильных сношений с последней, и образование авторитетного центрального органа церковного управления заграницей для руководства церковной жизнью русских беженцев и для разрешения могущих возникнуть между епископами недоразумений и разногласий без помощи Патриархии, и, наконец, возникновение самостоятельных общин или церквей, как он их называет в инославных странах. Осуществив заранее начертанный им план церковного устройства русского зарубежья, заграничные епископы очевидно ни в чем не выступили за пределы тех руководящих указаний, какие даны были им в означенном письме Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола.
Достойно при этом внимания, что в настоящем письме нет даже косвенного упрека кого-либо из них в занятии политикой также, как отсутствует обвинение в том, будь то епископы-беженцы самовольно покинули свои епархии. Напротив, он относится к ним с видимым сочувствием и выражает пожелание, чтобы Господь помог им «понести крест изгнания». Некоторым дополнением к этому письму служит дошедший до нас в свое время проект обращения митрополита Сергия к русским архипастырям и пасомым Московской Патриархии от 10 июня/28 мая 1926 года, в связи с намерением его ходатайствовать пред Советской властью о регистрации или легализации Церковного Управления в России. Считая в этом акте, как мы уже видели ранее, не допустимым для Патриархии «обрушиваться на заграничное духовенство за его неверность Советскому Союзу, какими-либо церковными наказаниями», он признает за лучшее исключить его из состава Московского Патриархата, с тем, чтобы оно поступило в ведение заграничных Православных Поместных Церквей, но рассматривает эту меру, не как налагаемую на них кару, а только как «средство обезопасить Московскую Патриархию от ответственности перед Советской властью, за враждебные действия против Советского Союза, какие позволяют себе иногда заграничные духовные лица». Вместе с тем он допускает здесь возможность существования заграничного Св. Синода н, наконец, отнюдь не считает заграничную церковную организацию чем то вроде автокефалии или Поместной Церкви, которым он уподобляет ее в настоящем послании, а только «филиальным отделением Русской Церкви», чем она и является на самом деле.
Прошел только один год после этого, и митрополит Сергий решительно изменил свою прежнюю точку зрения. Он вменяет ныне в вину зарубежному духовенству все, что считал дозволительным и даже рекомендовал прежде сам и главным образом существование созданного ими Заграничного Церковного Управления, вокруг которого духовно объединились все русские люди в своем рассеянии. За это время не произошло, как известно, никаких существенных перемен ни в порядке сношений зарубежного духовенства с Московской Патриархией, от которой оно по прежнему отделено непроходимою преградою, ни в характер Советской власти, которая осталась верна своему изначальному насильничеству и грубо-материалистическому существу.
Изменилось только очевидно отношение самого Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола к Советской власти, показателем которого явилась его известная декларация от 16/29 июля 1927 года. Соглашение, заключенное им с большевиками, потребовало жертв, одной из коих явилось неподчиненное Советам Зарубежное русское духовенство, ставшее изначала ненавистным для большевитской власти со всею остальной русской эмиграцией. Это соглашение, в основе которого лежит совершенно отличный от нашего взгляд на советскую власть и на желательное отношение к ней Церкви и стал главным камнем разделения между Заместителем Местоблюстителя Патриаршего Престола и Зарубежным духовенством и его паствою. Замечательно, что в этом пункте вся русская эмиграция проявляет полное единодушие, не взирая на существующие среди нее другие разногласия.
Мы вполне отдаем себе отчет в чрезвычайных трудностях положения митрополита Сергия, фактически возглавляющего ныне Русскую Церковь, и сознаем всю тяжесть лежащей на нем ответственности за судьбу последней. Никто не возьмет на себя, поэтому, смелости обвинять его за самую попытку войти в переговоры с Советской властью чтобы создать легальное положение для Русской Церкви, Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола не без основания говорит в своей вышеупомянутой декларации, что только «кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь со всею ее организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти». Пока Церковь существует на земле, она остается тесно связанной с судьбами человеческого общества и не может быть представлена вне пространства и времени. Для нее невозможно стоять вне всякого соприкосновения с такой могущественной организацией общества, как государство, иначе ей пришлось бы уйти из мира.
Попытка разграничить между Церковью и Государством сферы влияния по принципу – первой принадлежит душа, а второму тело человека – никогда, конечно, не достигает цели, потому что человека только в отвлечении можно разделить на две отдельные части, в действительности же они составляют одно неразрывное целое и только смерть расторгает этот союз между ними. Поэтому и принцип отделения Церкви от Государства не получает никогда своего полного осуществления в реальной жизни. На практике это означает только то, что государство освобождает себя от духовного влияния Церкви и всяких нравственных и юридических обязательств в отношении последней. Отмежевавшись от нее, государственная власть вовсе не отказывается от своего суверенитета в отношении церковного организма и почти никогда не дает полной свободы, напротив, с этого момента начинается обыкновенно с ее стороны прямое или косвенное гонение на Церковь, не взирая на провозглашаемую государством формальную свободу совести. Подобный пример мы видим теперь в России, после того, как большевистская власть провозгласила там свой декрет об отделении Церкви от Государства.
Действуя в отношении Церкви по системе Юлиана Отступника, Советская власть не объявила открыто гонения на веру, но отняв у Церкви не только все юридические права в государстве, но и почти все возможности для осуществления своей высокой миссии среди человеческого общества, наложив руку на её святыни и целый ряд стеснительных ограничений на ее священнослужителей,– Советы поставили ее фактически на положение гонимой.
При таких обстоятельствах Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола не только имел право, но даже был обязан выступить печальником за Церковь перед Советской властью, чтобы вывести ее из столь тягостного бесправного положения. Но он не соблюл здесь должного достоинства последней; он связал ее таким союзом с безбожным государством, который лишил ее внутренней свободы и вместе отступил от правды, блюстителем которой должен быть Первоиерарх Русской Церкви. В своей декларации митрополит Сергий с одной стороны оправдал Советскую власть во многих ее преступлениях против Церкви и религии вообще, а с другой, вопреки очевидной истине, обвинил многих из достойных русских святителей и пастырей, сделавшихся исповедниками за православную истину в мнимых контрреволюционных стремлениях и помрачил мученический ореол всей Русской Церкви, признанной уже всем христианским миром. Уже одними этими словами он связал совесть русских людей и отнял у них до известной степени силу внутреннего духовного сопротивления против всерастлевающего начала большевизма, которым насквозь проникнута Советская власть. Но митрополит Сергий пошел в своей декларации гораздо дальше. Он объявил эту власть богоданной наравне со всякою другою законной властью и потребовал от всех духовных лиц, к какому бы чину они не принадлежали, подчинения Советам не только «за страх, но и за совесть», т. е. по внутреннему христианскому убеждению. Известно, что такого именно полного подчинения требуют себе большевики. Они не довольствуются внешним только и формальным исполнением гражданских обязанностей, возложенных государством на своих подданных, – они домогаются от всех внутреннего убеждения приятия революции, духовного слияния с нею. Митрополит Сергий и пошел навстречу такому желанию Советов, попытавшись наложить руку на самое святое святых человека – его совесть, и подчинить ее своему контролю. Свое незаконное требование он не задумался распространить даже на епископов и клириков, и других русских людей, находящихся заграницей и не связанных подданством в отношении Советской власти. Зная, что большинство русских православных людей не могут внутренне примириться с самым фактом существования Советской власти, как совершенно безбожной и глубоко безнравственной, а равно и с практическими приемами ее управления, он постарался воздействовать на них непререкаемым авторитетом – Слова Божия. Он неоднократно указывал на то, что в жизни человеческого общества не бывает ничего случайного, не зависящего от воли Божией и особенно часто ссылался на апостольское повеление повиноваться государственной власти, как Божественному установлению, ибо «несть власть, аще не от Бога» (Рим. ХIII, 1).
Ввиду этого мы считаем долгом восстановить истинный смысл этих слов, чтобы отнять всякий повод к смущению у православных людей, когда им указывают на столь решительное свидетельство Апостола в оправдание мнимой законности Советской власти.
Что такое государство? Это высшая форма общежития, какой достигло до сих пор человечество. Судя по тому, что государственное устройство существует с незапамятных времен у всех исторически известных народов, следует заключить, что идея государства глубоко заложена в самой природе человеческого общества и, что государство по существу своему есть установление Божественное. Назначение государственной власти состоит в том, чтобы убеждением или принуждением обуздывать зверя в человеке и организовывать общественный порядок, обеспечивающий свободу и справедливость как для каждого человека в отдельности, так и для всего общества. Власть необходима для падшего человека, как противодействие греху. Без нее жизнь превратилась бы в хаос, даже почти в ад, как мы то видим в периоды анархии. В этом смысле государственная власть есть «нечто удерживающее», как ее называет апостол (II Сол. II, 7). Из этих общих соображений о происхождении и назначении государства и исходят главные основоположители общественной жизни христиан, Св. Апостолы Петр и Павел в своем учении о существе верховной власти и подчиненных ей исполнительных органов. Власть, по их изъяснению, есть оружие Божественного мироправления на земле. Она установлена свыше для того, чтобы поощрять добро (т. е. охранять его и способствовать его развитию) и пресекать зло, пользуясь данным ей мечом для устрашения и наказания злодеев. В таком смысле начальник называется Божиим слугою на земле, страшным для злых людей, но благожелательным для добродетельных. В соответствии с столь высоким назначением власти ей следует повиноваться не только за страх (по-славянски за гнев, в греческом «orgi», т.е. из опасения вызвать ее прещение), но «за совесть», т.е. вполне сознательно и свободно «ради Господа» – как говорит св. апостол Петр (1 Посл. II, 13), т.е. потому, что так угодно воле Божией. Отсюда же вытекает обязанность для христианина молиться за власть, платить ей подати, исполнять установленные ею другие повинности для своих подданных. Государственный порядок является благодетельным для преуспеяния самого христианского общества – «да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте» (Рим. ХIII, 1-7; 2 Тим. II, 1-3). Хотя ближайшим образом св. Апостолы имели здесь ввиду римскую власть во главе с Императором, «аще царю яко преобладающу» (I Посл. II, 13), распространявшуюся тогда почти на всю вселенную, однако Церковь всегда считала эти апостольские заветы имеющими вечное непреходящее значение, относящееся ко всем временам и народам.
Итак, по ясному и вполне определенному учению св. апостолов, основанному несомненно на повелении Самого Христа Спасителя, воздавать не только «Божия Богови», но и «кесарева кесареви» (Мф. XXII, 21), христианин безусловно обязан повиноваться государственной власти вообще, однако возможна фактически такая власть, с подчинением которой не мирится христианское сердце. Возможно ли повиноваться ей на совесть? (А в этом конечно и состоит нравственное существо христианского повиновения начальству, за гнев или за страх, т.е. чисто физически, можно подчиниться конечно и всякому разбойнику и насильнику). Тут обыкновенно и пользуются словами апостола Павла: «несть власть аще не от Бога, сущия же власти от Бога учинены суть», чтобы доказать обязательность подчинения всякому правительству, каково бы оно ни было по источнику своего происхождения и нравственному облику. На самом же деле из них нельзя делать такого вывода, ибо здесь говорится о самом принципе власти (в греч. тексте стоит слово «exousia», означающее общее отвлеченное понятие о власти). Что именно в таком чисто принципиальном смысле воспринимал всегда это место послания к Римлянам разум Церкви, об этом красноречиво говорят изъяснения этих апостольских слов, данные св. 3латоустом и Феодоритом.
«Как это, – спрашивает первый, как бы прямо отвечая на поставленный выше перед христианской совестью тревожный вопрос, – неужели всякий начальник поставлен от Бога? – не то говорю, – отвечает он – У меня теперь идет речь не о каждом начальнике в отдельности, а о самой власти. Существование властей, при чем одни начальствуют, а другие подчиняются, и то обстоятельство, что все происходит неслучайно и произвольно, так, чтобы народы носились туда и сюда, подобно волнам, все это я называю делом премудрости Божией. Поэтому апостол не сказал, что нет начальника, который не был бы поставлен не от Бога, но рассуждая вообще о существе власти и говорит»: «несть власть аще не от Бога, сущия же власти от Бога учинены суть». Власть, как Божественное установление, есть по существу своему добро, но и как всякое другое Божие создание, обладающее свободной волей, она может отступить от указанного ей назначения и превратиться в свою противоположность, т. е. во зло. Уже простой здравый смысл подсказывает нам, что нельзя относиться с одинаковым чувством уважения и к законному правителю, сознающему свою нравственную ответственность перед Богом и людьми, и тираном, силою захватившим кормило правления и руководящимся в своей деятельности личными страстями. Бывают такие властители народов, от которых явно отрицается Господь. Так, когда первый царь Израильский, помазанник Божий Саул, перестал повиноваться воле Божией, то он сделался по изображению слова Божия (1 Книга Царств, 28, 11) «врагом Божиим».
«Вы поставили, – говорит в гневе Господь Израилю через пророка – царей, но без Меня, поставили князей, но без Моего ведома» (Ос. 8, 4). Эти слова не противоречат конечно таким изречениям Откровения, как «Мною цариецарствуют и сильные пишут правду» (Притч. 8, 15) или «Вышний владеет царством человеческим» (Дан. II, 22). Бог конечно все объемлет Своим Промыслом в ходе мировой истории, но Его воля проявляется здесь двояким образом. Она может направлять человеческую жизнь, если последняя сама отдается в водительство Промыслом, или, в случае упорного сопротивления человеческой воли, предоставить ей идти своим путем, хотя бы он устремлялся в бездну, куда ее влечет враг всякого добра диавол.
По видимому этот последний случай имел в виду св. Григорий Богослов, когда, обращаясь в своем обличительном слове против Юлиана к памяти Императора Констанция, облекшего еще при жизни своего недостойного племянника званием кесаря, восклицает: «скажи, какой демон внушил тебе эту мысль? Если бы всякая власть признавалась священной уже в силу факта своего существования, Христос-Спаситель не назвал бы Ирода «лисом», Церковь бы не обличала до сих пор нечестивых государей, защищавших ереси и гнавших православие. Наконец, если судить о власти по признаку ее внешней силы, а не по внутренним ее нравственным достоинствам, то легко можно поклониться зверю, т.е. Антихристу, «которого пришествие будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными» (Сол. II, 9), «которому дана будет власть над всяким коленом, и народом, и языком, и племенем и которому поклонятся все живущие на земле, кроме тех, имена коих написаны в книги жизни у Агнца» (Апок. ХIII, 7-8)».
Кажется сказано достаточно, чтобы показать, что русский народ никак не может быть обязан повиноваться за совесть т.н. Советской власти, извратившей самый идеал государственности и насквозь проникнутый духом богоборчества.
Как это доказывалось уже неоднократно, к Советской власти неприложимы в этом случае никакие исторические параллели и аналогии. Было бы нелепостью сближать ее с римской властью, повиновение которой требуют от христиан своего времени ап. Петр и Павел, хотя она и преследовала потом последователей Христовых. Римляне по природе отличались нравственной доблестью, за что, по словам Августина, в его книге «О граде Божием», возвеличил и прославил их Господь. Римскому гению человечество обязано выработкой наиболее совершенного права, легшего в основу его знаменитого государственного устройства, которым он покорил себе мир еще в большей степени, чем своим славным мечем. Под сенью римского орла благоденствовали многие племена и народы, наслаждаясь миром и свободой внутреннего самоуправления. Уважение и терпимость ко всякой религии в Риме были так велики, что они простирались вначале и на только что народившееся христианство. Достаточно вспомнить, что римский прокуратор Пилат пытался защитить Христа Спасителя от злобы иудеев, указывая на Его невинность и не находя ничего предосудительного в проповедуемом Им учении. Апостол Павел во время своих многочисленных блоговестнических путешествий, ставивших его в соприкосновение с жителями разных стран, нередко обращался для защиты от своих врагов, как иудеев, так и язычников, к покровительству римского закона, будучи сам римским гражданином. И, наконец, просил для себя суда кесаря, который, по преданию, оправдал его, по возводимому на него обвинению и только потом уже, по возвращении его из Испании в Рим, он претерпел здесь мученическую кончину.
Преследование христиан никогда не входило в государственную систему Рима и было делом лишь личной политики отдельных Императоров, которые увидели в широком распространении новой веры опасность для государственной религии и вместе для государственного порядка, пока один из них, Св. Константин, не понял наконец, что они подлинно не ведят что творят, и сложил свой меч и скипетр к подножию Креста Христова.
Также мало говорит в пользу большевиков попытка сравнить их управление с владычеством татар, пред которыми невольно склонялась сначала вся тогдашняя Русь и на поклонение которым ходили в орду даже Первосвятители Русской Церкви. Когда мы вспоминаем эту мрачную страницу нашей истории, пред нами сейчас же рисуются опустошительные набеги монголов, страшным ураганом проносившихся по лицу Русской Земли, уничтожавших целые города и области, сжигавших храмы и монастыри, грабивших церковные ценности, убивавших епископов и священников и т. п. Но это был только стихийный порыв дикой орды, для которой не было ничего сдерживающего в ведении войны со своими соседями. Он совсем не характеризует действительного и постоянного отношения ханов к Христианской религии. Внимательное изучение исторических источников убеждает нас в том, что при нормальном, мирном течении жизни, татары не только не гнали христиан, но скорее склонны были покровительствовать этой религии. Широкая веротерпимость составляла один из главных принципов их политики. Еще Чингисхан (язычник) ввел его в основной государственный статут, известный под именем Яса и почитавшийся у монголов как своего рода коран. Служители всех религий не только были освобождены по нему от всяких налогов и податей, но и имели своих представителей при ханском дворе, от которого последние получали свое содержание. Первое место принадлежало здесь несторианским священникам; в дни праздников они приходили к хану в облачении и по совершении молитвы благословляли его кубок с вином. Принятие монголами мусульманства мало отразилось на отношении их к христианству.
Насколько широко было покровительство татарских ханов Русской Православной Церкви, об этом красноречиво говорят ярлыки, выдававшиеся ими русским святителям. В первом по времени «ярлыке», который был дан ханом Монгу-Темиром митрополиту Кириллу в 1267 году, или что вероятнее в 1269 году, читаем между прочим следующее: «А кто из наших всяких чиновников веру их, русских, похулит, или ругается, тот ничем не извинится и умрет злою смертью».
«Или что в законе их, иконы, книги, или иное что по чему Бота молят, того не изъемлют, не издерут, не испортят» (Ист. Рус. Церкви, проф. Е. Голубинского, II т. I пол. 33 стр.). Известно также, что в ханской столице Сарае учреждена была кафедра русского епископа, которому до тех пор, пока татары оставались язычниками, не было возбранено проповедовать христианскую веру даже в их собственной среде (там же стр. 41).
Путешествие св. митрополита Алексия в орду по приглашению хана для исцеления больной Тайдулы, «где он был встречен с великою честию», также показывает, как глубоко почитали татары Русскую Церковь и ее служителей.
О, если бы Советская власть хоть раз обнаружила такое уважение к Церкви и ее духовенству, какое постоянно оказывали им татары, тогда им простилось бы много грехов, тяготеющих на ее совести. Однако русский народ, смирявшийся до времени перед этой неверной властью, как попущенной Богом в наказание за его грехи, не переставал стремиться к освобождению от татарского ига, и наша Церковь, в лице преп. Сергия, благословила, как известно, Великого Князя Димитрия Донского на решительную битву с Мамаем.
Итак ни в Слове Божием, ни в прошлой истории Церкви мы не можем найти основания для того, чтобы почитать Советскую власть законною и повиноваться ей «за совесть». Не чувствуя под собою в этом вопросе прочной принципиальной почвы, Митрополит Сергий пытается иногда оправдать свою нынешнюю политику в отношении Советов по крайней мере тем, что он, якобы, воспринял ее по преемству от Св. Патриарха Тихона. Хотя с внешней стороны дело представляется в таком виде, однако, есть существенная разница в образе действий обоих иерархов, обусловленная самою обстановкой, в которой приходилось, жить и управлять Церковью св. Тихону. Приняв на себя первые удары революции, надломленный непосильными трудами и опасностями и заботами о Церкви, Св. Патриарх действительно сделал некоторые уступки большевистской власти в то время, когда он был отделен от своей паствы, будучи заключен под стражу, и считал свое стадо уже расхищенным живоцерковниками. Этот акт явился с одной стороны плодом его неосведомленности об истинном положении Церкви, а с другой, естественной человеческой немощью, и то и другое дает нам право сказать, что чернила, коими было подписано его заявление о признании им Советской власти, не замарали его души.
Взяв на себя такую ответственность и раскаиваясь, несомненно, в своей душе за свою вынужденную уступку большевикам, он один нес этот тяжкий крест и не пытался перелагать его на рамена других иерархов, как это делает нередко нынешний Заместитель Местоблюстителя Пaтpиapшего Престола, преследуя иерархов, не разделяющих его взглядов на Советскую власть. В виду этого последующий суд истории простит, мы надеемся, Святейшему Тихону такое временное ослабление духа, как она простила в свое время временное проявление малодушия великому защитнику Православия престарелому Осии Кордубскому ради его ревности о Церкви, за которую он положил свою душу. Митрополит Сергии при других, гораздо менее тяжких обстоятельствах вступил потом в открытый союз с Советами и сделал этот шаг вполне сознательно, поставив своею целью насильственно сочетать с безбожною властью всю Церковь. Он не хочет отказаться от принятого им направления церковной политики даже и теперь, когда последняя явно осуждена не только голосом многих достойных Иерархов Русской Церкви, свидетельствованных своим исповедничеством за истину, но и самым временем, показавших тщетность его надежд на поддержку Советской власти. Положение дела конечно нисколько не изменяется от того, что митрополит Сергий не хочет до сих пор признаться в своей ошибке. Он видит свою победу в том, что высказанная им лояльность Советской власти дала ему возможность восстановить почти разрушенную прежде организацию церковной власти в центре и на местах и таким образом обеспечит Церкви свободу развития ее внутренней жизни и деятельности.
Но в чем же мы видим ныне плоды этой мнимой свободы? В кощунственном уничтожении Иверской часовни, в дерзком разрушении храма Христа Спасителя в Москве, непрекращающемся закрытии и осквернении других многочисленных храмов и монастырей в России, в бесправном положении духовенства, которое причисляется к лишенцам и изгоняется из больших городов, в заточении многих достойнейших святителей Русской Церкви, в том, что верующие, идя в храм, стараются искусственно скрывать свое лицо от чекистов, или, наконец, в объявлении нарочитой богоборческой пятилетки для полного истребления религии в России?
Невзирая на все это, некоторые из защитников Митрополита Сергия доходят до таких крайностей, что готовы сплести ему мученический венец за то, что он якобы пожертвовал чистотой своего имени для спасения Церкви (?). Говорить так, значит прежде всего злоупотреблять словом «мученик». Мученик всегда подвизается за правду и идет к ней чистыми и прямыми путями; как только он уклоняется в словеса лукавствия, сияющий венец тотчас же меркнет на его главе. Церковь не нуждается в таких жертвах, какие бы не отвечали ее достоинству. Она украшается только добродетелями своих святителей. Напротив, каждое их падение, каждый грех и даже проявление простого малодушия невольно отбрасывают на нее свою тень. Искупление нигде не достигается ценою греха. Весь смысл этого подвига заключается именно в том, что невинный приносит себя в очистительную жертву за виновного. Пастыри, особенно архипастыри, предстоятели Церквей везде и во всем должны стоять на недосягаемой высоте по образу Небесного Пастыреначальника, «Который был преподобен, незлобив, отлучен от грешник» (Евр. VII, 26) и Который Сам сказал о Себе: «Аз на cиe родихся, на cиe приидох в мир, да свидетельствую истину» (Иоан. 18, 37). Если бы эта мысль нуждалась в подтверждении ее Богооткровенным и отеческим учением, то у нас нет недостатка в таких свидетельствах. «Не говори, я отступил ради Господа», – учит нас еще ветхозаветный мудрец, – «ибо что Он ненавидит, то и мы недолжны делать» (Сирах 15. 10). Великий веропроповедник и устроитель многих Церквей Апостол Павел, стремившийся быть всем вся, «дабы спасти хоть некоторых», однако не хотел сказаться ни в чем «беззаконником» Христу, т.е. отступить даже в самом малейшем от Его заповедей (II посл. Кор. IX, 21). Он же сказал, что не всякий подвизающийся воин увенчивается, но только тот, кто законно (согласно с установленными правилами) подвизается (II Тим. 2, 5). Соответственно этому он и сам воинствовал всегда «словом истины», «с оружием правды в правой и левой руке» (II Кор: II, 7). «Для чего неправду – вопрошал в свое время св. Киприан – называть благодеянием? Для чего нечестию придавать вид благочестия?».
«Пусть в Церкви Христа – пишет Юлий Африкан – никогда не преобладает правило, что ложь может служить к Его хвале и славе».
«Священник – учит Златоуст – должен быть многосторонним, говорю многосторонним, но не лукавым, не льстецом, не лицемером» (О священстве, слово 6).
Таковы апостольские и отеческие заветы, которые, как маяк, должны светить пастырям всегда и особенно в дни смуты, затеняющие иногда «чистый смысл» у самых служителей Христовых.
Но, если бы кто сказал, что мы живем в исключительно тяжелое время, подобного которому быть может никогда еще не было в истории Церкви, тому мы укажем на пример современного нам святителя, которого ныне Церковь ублажает, как доблестного страстотерпца за истину. Это – в Бозе почивший Вениамин, митрополит Петроградский. Когда он томился уже в предсмертных муках и некоторые из наиболее преданных ему священников, желая сохранить его для себя и для паствы, стали умолять его пощадить себя для Церкви и умилостивить Советскую власть исполнением незаконных ее требований, т.е. приступили к нему с тем самым искушением, в сети которого ныне впал Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола, он ответил им следующими бессмертными и поистине золотыми словами: «странны рассуждения некоторых, быть может, и верующих пастырей (разумею Платонова): надо хранить живые силы, т.е. их ради поступиться всем. Тогда Христос на что? Не Платоны, Вениамины и т.п. спасают Церковь, а Христос. Та точка, на которую они пытаются встать, погибель для Церкви. Надо себя не жалеть для Церкви, а не Церковью жертвовать ради себя». Вот ответ, достойный истинного пастыря, коим отныне всегда будет украшаться Русская Церковь. Мы должны пожалеть, что митрополит Сергий не последовал завету этого священномученика, «иже убиен бысть, идеже живет сатана» (Апок. 11, 13). У каждого христианина, как и у всякого пастыря, есть только один прямой царский путь, предначертанный для всех в Евангелии. Если последний встречается и, так сказать, пересекается по воле Божией с другим путем, исходящим от исконного человекоубийцы и отца лжи, тогда сам собою образуется крест, зовущий пастыря на страдание. И никто не в праве уклоняться тогда от своего страстотерпческого жребия в сторону мнимого самоизмышленного мученичества. Пусть панегиристы митрополита Сергия вспомнят древних мучеников и апологетов. Последние умели защищать христианство, не озлобляя без нужды языческую власть и в то же время не жертвуя для этого ни свободой Церкви, ни евангельской правдой. Пусть они не забывают также о том, что совне Церковь никогда не казалась менее организованной, как в то время, когда она скрывалась в катакомбах. Однако оттуда она покорила весь мир.
С другой стороны, получившая сначала, благодаря покровительству Советов, все необходимые средства и возможности для своей организации т. н. «Живая Церковь» оказалась мертворожденным растением, потому что не имела у себя живого корня благодати и истины.
Но, если митрополит Сергий так дорожит правильной организацией церковного управления в России, зачем же он стремится разрушить ее заграницей? Вчитываясь внимательно в его Послание, нельзя усомниться в том, что главные его усилия направлены к разрушению зарубежного церковного центра, т.е. Собора и Синода, управляющих православным зарубежьем. Допустим, что так или иначе ему удалось бы достигнуть своей цели и упразднить «Карловацкое Управление». Какая польза получилась бы от этого для православной зарубежной паствы, и для Русской Церкви вообще? Первая – в большинстве своем не пошла бы несомненно за ним и за назначенными для ее окормления новыми архипастырями, как мы уже это видим на примере Митрополита Елевферия и Архиепископа Вениамина, успевших собрать вокруг себя, не взирая на всю поддержку Московской Патриархии, лишь самую ничтожную общину «законопослушных», как они себя называют, русских беженцев. А если так, то какая же судьба ожидала бы заграничную паству в будущем? Оторванная от своих архипастырей и пастырей, она напоминала бы стадо, заблудившееся в горах, которое так легко делается добычею хищных волков.
Русские изгнанники, живущие в пределах других православных Церквей, могли бы еще поступить под попечение последних, но кто бы позаботился о тех, которые рассеяны в инославных и особенно языческих и мусульманских странах, вплоть до конец земли? Они бы постепенно утратили одновременно и свою веру и свой язык и оказались бы навсегда потерянными для Русской Церкви и для России. Кто бы был ответственен за погибель этих, всеми оставленных православных душ, как не нынешний 3аместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола, поистине не ведающий что он творит. Целесообразно ли вообще разрушать давно создавшийся и оправданный временем весь уклад русской церковной жизни заграницей, если его нельзя заменить лучшим? Пусть 3аместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола спросит сам зарубежную паству, желала ли бы она распадения нынешней организации Церковного управления. Мы не сомневаемся, что ответ был бы отрицательный. Число русских православных людей, пребывающих ныне в рассеянии, так велико, условия их жизни столь отличны от тех, в коих живет ныне Церковь в России, отношения с местным населением и правительственной властью столь сложны и разнообразны, что для объединения их в один организм здесь зарубежом непременно должен существовать единый авторитетный церковный орган, власть которого простиралась бы на все православное зарубежье. При таком положении дела закрытие существующих ныне органов Высшего Церковного Управления заграницей привело бы только к новой дезорганизации церковной жизни, к смуте и расколу и через это унизило бы достоинство Русской Православной Церкви в глазах ее восточных Сестер и других христиан.
Вместе с тем, наша Матерь Церковь лишилась бы после этого живого звена, связующего ее с другими Поместными Церквами и инославными исповедованиями, пред лицом которых Архиерейский Синод нередко выступал ходатаем за страждущую Русскую Церковь в наиболее тяжкие дни ее испытаний и оказывал тем ей облегчение и поддержку.
В своем настойчивом стремлении привести зарубежных иерархов к повиновению, 3аместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола не ограничивается в своем послании одним братским увещанием, но в заключительной его части прибегает к угрозам и говорит, что «в случае неисполнения Карловацкой группой до 9 мая постановления Патриархии от 1927 г., подтвержденного настоящим его распоряжением, Патриархия будет иметь особое суждение о каждом непокорном иерархе запрещением им священнослужения впредь до суда». Но что значат угрозы и кары в вопросах пастырской совести? Разве есть такая сила на земле, которая смогла бы заставить епископа или священника поступить вопреки тому, что он почитает для себя истиной? Пусть Митрополит Сергий вспомнит примеры Максима Исповедника и Феодора Студита, не боявшихся прещений ни гражданской, ни еретичествующей церковной власти. Если они подвизались за чистоту веры, мы боремся за чистоту и святость Церкви, у которой не может быть ничего общего с Богоборческим коммунизмом. Вступление в тесный союз с последним для нее равносильно духовному самоубийству. Впрочем, какими бы прещениями ни угрожал нам 3аместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола в увлечении своей борьбы с нами, мы заранее отражаем направляемые им на нас удары тем оружием, какое дают нам в руки Св. каноны и простой здравый смысл.
1) Заграничные епископы не только по собственному почину, но, как мы видели выше, с согласия и одобрения самого нынешнего Заместителя Местоблюстителя, стали временно в независимом в смысле административном положение от Московской Патриархии, а если они не находятся под ее управлением, то очевидно не должны подлежать ни ее суду. Насколько важное значение в данном случае придает сам Митрополит Сергий этому условию добровольного подчинения или неподчинения его власти зарубежных епископов, видно из дела Митрополита Евлогия. В указе, в котором он налагает на последнего запрещение в священнослужении, за отделение от Московской Патриархии и переход в юрисдикцию Вселенского Патриарха, он считает отягчающим вину его обстоятельством тот факт, что Митрополит Евлогий и подведомые ему архиереи, по своему свободному решению, объявили себя состоящими в составе клириков канонически подчиненных Московской Патриархии, признав Заместителя Местоблюстителя и Временный Патриарший Св. Синод, как Высшую Всероссийскую Церковную Власть, своим «прямым каноническим начальством».
2) Законное судебное разбирательство для зарубежных епископов при нынешней обстановке всей русской жизни было бы невозможно и с чисто процессуальной стороны, как она установлена в церковных правилах. По силе последних, обвиняемый епископ должен быть лично призван на суд другими архиереями чрез троекратное приглашение, переданное через двух посланных к нему от Собора епископов и только в случае упорного отказа с его стороны явиться на разбирательство своего дела, «Собор по благоусмотрению своему да произнесет об нем (заочное) решение, да не мнится выгоду имети бегая от суда» (Ап. 74). Если Митрополит Сергии со своим Синодом захотели бы судить ныне зарубежных епископов, то очевидно они должны соблюсти эту необходимую гарантию канонического правосудия. Но тут почти одинаково является неосуществимым ни положенное приглашение обвиняемых епископов на суд, ни тем более прямое прибытие их на судебное разбирательство своего дела, по причине подлинно от них независящей. Мы уверены, что сам Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола не решился бы настаивать на том, чтобы они появились теперь в России, где вместо церковного суда их ожидает прежде всего месть большевиков, а если так, то он и Синод не имеют основания постановить об них заочное решение или наложить на них предварительное каноническое прещение впредь до суда, особенно такое тяжкое, как запрещение в священнослужении.
Соборные правила знают подобную меру предупреждения в виде «лишения общения», но оно налагается по закону не прежде, чем обвиняемый епископ в течение двух месяцев сознательно пренебрежет двумя приглашениями явиться на суд в первой инстанции, но и после этого он сохраняет за собою право обратиться для своего оправдания к «большему всеобщему Собору». Если он не воспользуется и этой последней возможностью для своего оправдания, то «сам о себе произносит суд» (Карф. 19). Полагать на зарубежных епископов запрещение в священнослужении при вышеуказанных обстоятельствах представляется тем более несообразным и даже жестоким, что Собор, к которому они могли бы апеллировать, для защиты своего дела, может не собраться еще в течение многих лет, и эта тяжелая кара могла бы тяготеть над ними неограниченное количество времени, что конечно недопустимо ни с юридической, ни тем более с канонической точки зрения.
3) Не нужно также забывать, что за действиями нынешних органов центрального церковного управления в России всегда можно подозревать скрытую руку Советов и даже т. наз. «Чека», которая всячески стремится уничтожить или по крайней мере обезвредить своих врагов заграницей, а при таких условиях суд над зарубежными епископами был бы не только несправедливым, но даже прямо преступным, поскольку он может послужить орудием в руках врагов Церкви для ее разложения и ослабления.
4) По всем этим основаниям, а также потому, что заграничные епископы управляют зарубежною паствою на соборных началах, образуя из себя малый собор, как высший орган зарубежного церковного управления, они могут подлежать только суду Всероссийского канонического церковного Собора, которому и готовы дать отчет в своих действиях наряду с самим нынешним Заместителем Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополитом Сергием, также подлежащим суду этого Собора.
Не будучи сам уверен в том, что предполагаемые им незаконные меры прещения окажутся действительными для заграничного духовенства, Митрополит Сергий предвидит в них по крайней мере ту выгодную сторону, что они создадут для русских епископов и клириков заграницей неизбежные осложнения с другими православными церквами, на территории которых они живут. Он косвенно посылает угрозы и этим Церквам, говоря, что если Карловацкая организация останется «в своем настоящем положении», она будет источником недоразумений между сестрами Поместными Церквами. Здесь позволительно прежде всего спросить, насколько достойно предстоятеля Русской Церкви, каким считает себя митрополит Сергий вызывать новое расстройство взаимных отношений между Русской Церковью и ее Восточными Сестрами, если он не хочет усиливать и без того большую смуту, царящую ныне в Православном Мире. Но мы надеемся, что его расчеты на возникновение междуцерковных осложнений не оправдаются. Православные Восточные Церкви при добром желании с их стороны сумеют правильно разобраться в наших сложных нынешних внутренних церковных отношениях и убедится в том, что печальное разделение, наблюдающееся ныне внутри Русской Церкви, не случайное явление. Это порождение революции, которая всегда остро ставит перед сознанием людей целый ряд принципиальных вопросов и потому подобно мечу глубоко входит в народный организм, рассекая его на части. Поскольку церковная жизнь связана с общественной, это разделение проникает и в недра Церкви, над которой сбываются тогда слова Христа Спасителя: «думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? – Нет, говорю вам, но разделение, ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться: трое против двух и двое против трех. Отец будет против сына и сын против отца, мать против дочери и дочь против матери, свекровь против невестки своей и невестка против свекрови своей» (Лук. ХII, 51, 53).
Мудрость предстоятелей Восточных Церквей, мы уверены, поможет им понять трудность положения, в какое ставит нас новое послание митрополита Сергия. Мы не отзываемся на его призыв к восстановлению канонического общения с ним не по недостатку миролюбия или церковного послушания, а по глубоким принципиальным и притом неполитическим, а чисто нравственным и церковным основаниям. Мы не сомневаемся в том, что между Восточными иерархами не найдется таких, которые вместе с митрополитом Сергием хотели бы, чтобы после крушения в России православной Монархии, оказывавшей могучую поддержку Православию на Востоке, там утвердилась нынешняя богоборческая Советская власть, растлевающее влияние которой является угрозой для всего Мира.
Если при самом появлении большевизма, обещавшего сказать какое то новое слово человечеству, можно было заблуждаться относительно его подлинного характера, то теперь, когда он окончательно выявил свою внутреннюю сущность и обнажил свое наглое лицо, смеющееся над всем святым, что есть в мире, и когда он показал полную неспособность к какому либо изменению к лучшему, но идет на горшее, переполняя меру своих беззаконий, теперь – кажется никто из людей, сохранивших здравый смысл и неповрежденную совесть, не возьмет на себя смелость защищать и самое учение и методы действия коммунистов и всего менее, конечно, этого можно ожидать от пастырей Церкви.
Надо поистине пожалеть об ослеплении митрополита Сергия, который по-видимому так уверовал в непоколебимость Советской власти и потому хотел бы, чтобы все бросали фимиам на алтарь большевизма. Но что дала эта власть русскому народу? Неужели он не слышит стонов и воплей отчаяния миллионов русских людей, обращенных Советским правительством в жалких бесправных рабов, которым оставлена только одна свобода-свобода умирать? Неужели он не видит, что едва ли не половина России превращена ими в пустыню путем уничтожения целого ряда непокорных сел и деревень бессудными казнями, ссылками лучших людей в Сибирь и в Соловки и особенно лютым голодом, доведшим тысячи людей до звериного состояния и заставляющего их иногда убивать и пожирать друг друга?
Всем известно, что этот голод искусственно создан жестокостью и безумием самой власти, отнимающей у деревенского населения последний кусок хлеба, чтобы за бесценок продать его на заграничном рынке – явление беспримерное в истории, ибо правительство обыкновенно кормит голодающих, а не умножает их само, оставляя потом их в беспомощном состоянии. Неужели он может закрывать глаза на то, что вместе с телесным голодом Русский народ испытывает и ужасающий голод духовный, ибо у него почти не осталось ни храмов, ни священников и что целый ряд подрастающих поколений воспитывается в атмосфере крайней безнравственности и полного безверия, и потому походит более на диких животных, чем на людей? Неужели 3аместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола, который никогда не был чужд известной дальновидности, не замечает «знамений времени» и не видит, что Советская власть доживает несомненно последние дни, будучи обречена на неминуемую гибель и хочет, чтобы народный гнев, который ополчится тогда на всех ее сторонников и защитников, пал своею тяжестью и на Церковь за то, что она, высшая носительница правды, блюстительница веры и проповедница любви, оказалась в союзе с большевиками в то время, когда они проливали моря невинной русской крови и запятнали себя другими несмываемыми преступлениями пред Богом и людьми?
Мы не можем, конечно, помешать ему идти избранным им путем, но сами не пойдем за ним. Мы знаем только одну правду, вечную правду Христову; если теперь хотят ее подменить какою то другою, человеческою правдою, то мы готовы воскликнуть вместе с Исааком Сирианином: «да погибнет такая правда!». «Только молчите – говорит нам митрополит Сергий – и не обличайте Советскую власть, ибо это есть акт политический».
«Молчи, только одно тебе говорю, молчи», – гневно говорил некогда Грозный Царь святителю Филиппу, считая его правдивые обличительные слова вмешательством в свое государево дело, но это не остановило дерзновения великого Святителя, продолжавшего осуждать его жестокость и защищать попранную им правду. Не можем последовать призыву митрополита Сергия и мы, зарубежные епископы. В те дни, когда Христос, почтивший нас святительским достоинством и призвавший нас быть Его верными и истинными свидетелями, бороться с Антихристом, мы не только не можем быть на стороне его противника, но даже просто оставаться нейтральными в этой борьбе, ибо здесь «молчанием предается Бог», по слову св. Григория Богослова. Если мы умолкнем перед лицом большевиков, то тогда подлинно возопиют самые камни. Мы были и остаемся поэтому непримиримыми в отношении слуге диавола и не сложим поднятого против них оружия, которое одно прилично нам, до тех пор, пока не падет в России «престол сатаны», и она не воскреснет к новой жизни. Мы не боимся громко сказать об этом вслух всего мира, принимая на себя полную ответственность за свои слова. Для нас нет никакого сомнения в том, что Советская власть разобьется о ту несокрушимую твердыню, на которую она направляет ныне свои главные удары. Веруем и исповедуем, что Церковь Христова непобедима, ибо непреложно обетование ее Божественного Основателя: «созижду Церковь Мою и врата адова не одолеют ей» (Мф. 16, 18). Аминь.
Председатель Собора: Митрополит Антоний
Члены Собора: Архиепископ Анастасий,Архиепископ Серафим,Архиепископ Гермоген,Архиепископ Сергий,Архиепископ Феофан,Архиепископ Дамиан,Епископ Тихон,Епископ Серафим.
8/21 июля 1933 г.
г. Cpeмcкиe Карловцы
Примечание: Настоящее Послание не могло быть подписано Архипастырями Русской Зарубежной Церкви, не смогшими прибыть на Собор, но из писем их известно, что все они разделяют убеждения, высказанные в настоящем акте.
Первоначально в: «Церковная Жизнь». 1933. № 8. Жизнеописание блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Томъ VI. Нью-Йорк. С. 269-299.
3.
ИЗ ПОСЛАНИЯ СОВЕЩАНИЯ АРХИЕРЕЕВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗАГРАНИЦЕЙ
К ПРАВОСЛАВНЫМ РУССКИМ ЛЮДЯМ от 12/25 октября 1943 г.
… Все, что совершается в Церкви неблагообразно и не по чину, вопреки законному порядку и правде Божией, не может быть угодно Богу и полезно Его Церкви. Поэтому мы не считаем себя обязанными повиноваться вновь избранному патриарху [Сергию] и признавать его канонический авторитет, какие бы прещения он ни обращал против нас. Давнее тесное сближение с коммунистическим правительством, во главе которого стоит кровавый тиран Сталин и в котором участвует достаточное количество евреев, фанатически ненавидящих христианство и беспощадно истребляющих Русский народ, набрасывает особенно мрачную тень на облик нового патриарха, которого наша совесть не позволяет нам назвать своим истинным отцом и духовным вождем. Вместо того, чтобы защищать от большевицкого насилия свой народ, за который он должен положить свою душу, патриарх укрепляет своим благословением советской власти ее положение и через то становится нравственным соучастником ее злодеяний…
Первоиерарх, утративший дерзновение обличать кровавых и нечестивых властителей и желающий лишить нас свободы борьбы с неправдой и для всех очевидным злом, заслуживает только осуждения и, в лучшем случае, сожаления, а отнюдь не уважения и послушания ему за совесть, как верховному кормчему нашей Церкви.
Напрасно старался бы кто-нибудь заподозрить искренность наших слов под тем предлогом, что мы, епископы, рассеянные в чужих странах, несвободны в высказывании своих мнений, что мы должны по необходимости отстаивать только то, что соответствует окружающей нас обстановке, где мы всегда зависим от чужой воли и чужого гостеприимства. Мы были и остаемся свободной частью русской Церкви и это сознание дает нам право и возлагает на нас обязанность выступать на ее защиту. Мы для того и ушли из родной земли в добровольное изгнание и едим здесь часто хлеб, растворенный слезами, чтобы сохранить свободу своей православной совести, чтобы бороться за независимость Церкви, от которой мы никогда не отрывались, за которую мы не переставали болеть и страдать душой и сердцем. Нам отрадно сознавать, что наш свободный голос в этом случае совпадает с голосом лучших и достойнейших представителей русской Церкви, которых по справедливости надо назвать исповедниками православия, достигавшим до нас из их катакомб…
Своими уступками, сделанными религиозному чувству русского народа, Советы одновременно хотели достигнуть нескольких целей: примирить с собою народную совесть, отвращавшуюся от них под влиянием поднятых ими гонений на религию, показать свою веротерпимость пред лицом иностранного мира, особенно своих союзников – англичан и американцев и, наконец, лучше закрепить за собой власть над Церковью ценою оказанного ей кажущегося благодеяния. В этом последнем случае мы видим перед собою как бы некоторое подобие третьего искушения Спасителя, которому Сатана обещал дать все царствия мира, если Он поклонится ему.
Но мы должны отвергнуть этот соблазн также, как отверг его Христос. Нам не нужно даров от Сатаны, потому что они все призрачны и отравлены его губительным ядом. Его коварная цель состоит в том, чтобы проникнуть в недра самой Церкви и, лишив ее внутренней независимости, разложить ее ея же собственными руками.
Мученическая, но нравственно свободная Церковь сильнее той, которая обладает только призрачной внешней свободой.
Наша борьба с коммунизмом, как прежде всего с началом богоборческим, по самой своей природе, должна быть попрежнему настойчивой и непримиримой.
В этой области не может быть нейтральных, ибо кто не со Христом, тот против Него.
Мы всем сердцем желали бы, чтобы в ней единодушно слился весь христианский мир, к которому мы также обращаем ныне свое слово, иначе всеистребляющая лава разольется по всей Европе, разрушив повсюду вековую христианскую культуру.
Бедствия, причиненные им людям, превзойдут все ужасы нынешней кровопролитной войны. Горе современному человечеству, если оно во время не проснется от своего усыпления и не победит угрожающей ему коммунистической опасности: оно погибнет, утонув в собственной крови.
Господи, Ты Сам вразуми и спаси нас Своею благодатью и возврати мир всему миру, изнемогающему ныне в тяжелой длительной брани.
Митрополит Анастасий (Грибановский) , Митрополит Серафим (Лукьянов), Митрополит Серафим (Лядэ), Архиепископ Венедикт (Бобковский), Епископ Василий (Павловский), Епископ Филипп (фон Гарднер), Епископ Григорий (Борискевич)
Первоначально в: «Церковная жизнь». 1943. №11. С. 152-153.
4.
ПОСЛАНИЕ АРХИЕРЕЙСКОГО СОБОРА РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗАГРАНИЦЕЙ
ВЕРНЫМ ПАСТЫРЯМ И ВОЗЛЮБЛЕННОЙ ПАСТВЕ НАШЕЙ от 3/16 мая 1990 года.
Волею Божией часть единой Российской Церкви в 1920 году оказалась в результате кровавой революции за пределами Родины, где тридцать четыре епископа, во главе с Митрополитом Киевским Антонием (Храповицким), основали Русскую Православную Церковь Заграницей. Паствой нашей Церкви явились беженцы со всех концов России. Таким образом, наша Церковь существует семьдесят лет. Теперь в нее влились многие инославные христиане, принявшие православную веру. В основание Зарубежной части Российской Церкви положены церковные каноны, определения Всероссийского Собора 1917-1918 годов и указ Святейшего Патриарха Тихона от 1920 года. Высшая власть принадлежит Собору Епископов, которые управляют Церковью самостоятельно. Но эта временная автономия не разодрала нешвенного хитона Христова.
Русские пастыри и паства заграницей всегда оставались неразрывной духовно-единой ветвью Матери-Церкви, распятой на кресте слугами Антихриста, восставшими на Христа и Церковь Его. Вдали от родины, отрезанной отнас железным занавесом, мы жили величием мученического подвига верных сынов Церкви, переживали скорби Матери-Церкви, как свои, радуясь ее радостями и молясь горячо за страдальцев на родине.
В защиту гонимых Первоиерарх нашей Церкви, Митрополит Антоний (Храповицкий) постоянно обращался к главам автокефальных-Церквей, к правительствам христианских государств, прося моральной помощи, при каждом новом ударе по Церкви — заключения ли Патриарха Тихона, опасности лже-собора обновленческого раскола и т.д.
Наши епископы являлись частью епископата Российской Церкви, никогда не отделяя себя от него. Они возносили за богослужениями имя Святейшего Патриарха Тихона до дня его кончины. Затем имя законного в силу определения Собора 1917-1918 годов местоблюстителя патриаршего престола Митрополита Крутицкого Петра, несмотря на его многолетнее заключение, до смерти в ссылке. Глава нашей Церкви до конца своей жизни оставалсяименовался Митрополитом Киевским.
В свою очередь и Святейший Патриарх и даже Митрополит Сергий вначале считали нас своими и писали нам заграницу.
И вот, Митрополит Сергий, будучи только заместителем Местоблюстителя, неожиданно превышает свою власть, нарушает единомыслие епископата, издает, без рассуждения всех и вопреки мнению подавляющего большинства иерархов, свою декларацию о единстве интересов Церкви и безбожного правительства. Старейшие иерархи — Митрополиты Петр и Кирилл Казанский — осудили этот акт и прервали общение с Митрополитом Сергием.
Заграничная часть Российской Церкви последовала их примеру. Собор Архиереев (Окружное Послание от 9 сентября 1927 года) постановил: «Свободная часть Российской Церкви прекращает административные сношения с Московской Церковной Властью (Митрополитом Сергием и его синодом) ввиду невозможности нормальных сношений с нею и ввиду порабощения ее безбожной властью, лишающей ее свободы в своих волеизъявлениях и свободы канонического управления Церковью».
Таким образом, раскол в епископате Российской Церкви создал Митрополит Сергий. Одни (большинство) пошли путем мученичества, другие — вынужденного соглашательства.
В первые же месяцы легализованного властями церковного управления начались безпримерные расправы с несогласными, с большинством епископата. Непреклонных дерзновенно, не имея на это никакого права, Митрополит сергий увольняет на покой, запрещает единолично в священнослужении, что дало властям основания для предания их суду, заключение в тюрьмы, лагеря и ссылки, где они умирали мучениками за Возлюбившего их.
Такая расправа с епископатом првиела к почти полному уничтожению его. Митрополиту Сергию пришлось восстанавливать заново иерархию. Последние, спасшиеся от разгрома, ушли в катакомбы, т.е. нелегальное существование.
Несокрушимые катакомбные христиане, отрицающие полностью современную Московскую Патриархию, несмотря на страшные и беспощадные преследования, милостью Божией существуют во множестве и в наши дни, не имея, увы, единого Священноначалия.
Свободная Русская Церковь осталась духовно и благодатно с мучениками и исповедниками, прославляя их подвиг, видя в нем славу и победу Церкви в мрачные и кровавые дни разгрома ее.
Бережно храня память о мучениках, желая подражать подвигу их (в не всегда легких условиях жизни за границей), Собор русских архиереев, сознавая долг свой перед Матерью-Церковью, поддержанный священнослужителями и верующими в России, сделал то, что не могли сделать на родине, прославил со святыми всех Новомучеников и Новых Исповедников, вверяя молитвам их судьбу Церкви и России.
Актом канонизации Собор наших архиереев свидетельствовал о нашей реальной, молитвенной и нерасторжимой связи с ними в Единой Российской Церкви.
Мы со страхом и трепетом, сознавая свое недостоинство, считаем себя родными им во Христе Иисусе.
Мы стараемся сохранить вне родины то, за что приняли они мученические венцы. И только отказ от мучеников может поставить нас вне Русской Церкви. Да не будет!
Теперь, когда бережно созданный железный занавес начинает разрушаться, мы имеем возможность встречаться и непосредственно общаться с братьями и сестрами на родине и радоваться их непоколебимостьи и твердости в вере и любви ко Христу. Благодать Божия укрепляет их и посрамляет безбожников.
Храмы катакомбных христиан, братьев наших, в которых совершают богослужения священники, сохранившие каноническую преемственность от принявших мученические венцы, истинных архипастырей Церкви, малочисленны и недоступны широкой массе верующих.
Вот почему обращаются к анм священники и верующие из России с просьбой покрыть их омофором, дать им благодать. Пастырская совесть говорит нам, что мы не только можем, но и должны помочь им, испытывая каждый раз причины, побудившие их обратиться к нам. Однако приступаем мы к этому своему новому служению с большой осторожностью, возлагая надежду на помощь Божию, ибо невозможное человеку возможно Богу. Не знаем мы еще, насколько демократизировалась советская власть и насколько реальна перестройка.
Мы же, со своей стороны, готовы протянуть руку нуждающимся в нашей помощи, если благословит Бог.
Создадим ли мы этим раскол в Церкви, как думают и говорят некоторые, не понимающие благодатной жизни Церкви? Они, очевидно, забыли или не знают того, что раскол в Российской Церкви создан уже шестьдесят три года тому назад Митрополитом Сергием и его последователями.
Страшные последствия декларации Московская Патриархия не изжила и в наши дни, потеряв внутреннюю свободу Церкви, грубо нарушая 30-е Апостольское правило, и решительно и бесповоротно стоит на этом пагубном пути даже теперь, когда во всех слоях общества освобождаются от грехов, лжи и лицемерия прежних десятилетий.
В свое время в церковное управление Московской Патриархии влились бывшие обновленцы; они внесли модернизм и увлечение экуменизмом.
Стоит перед нами и следующий вопрос: может ли иерархия Русской Православной Церкви Заграницей иметь своих епископов в России, на русской земле? Мы думаем и верим, что не только может, но и должна. Ведь русская земля не является для русских епископов территорией чужой автокефальной Церкви. Огромны просторы России, в которых миллионы верующих остаются без священников, без благодатного окормления. Мы получаем множество писем от верующих, изстрадавшихся без духовной пищи, в которых они умоляют нас дать им священников. Подобно нищему, они просят дать им хлеба духовного — и можем ли мы в их протянутые руки положить камень безразличия и равнодушия? Да не будет! Наш долг сделать все возможное, чтобы удовлетворить их духовный голод.
Московская Патриархия, очевидно, не может этого сделать, и потмоу не имеет права воспрепятствовать нам.
Никто не знает, что ждет еще нашу родину, какие перемены произойдут в ближайшее время в ее жизни. Пока открыта только щель, возможно, временно, и мы должны воспользоваться ею, а остальное в руках Божиих, ибо Бог наш – Бог творящий чудеса. Да будет Его святая воля.
3\16 мая 1990 года.
Председатель Собора: Митрополит Виталий
Члены Архиерейского собора: Архиепископ Антоний Лос-Анжелосский и Южно-Калифорнийский, Архиепископ Антоний Женевский и Западно-Европейский, Архиепископ Антоний Западно-Американский и Сан-Францисский, Архиепископ Павел Сиднейский и Австралийско-Новозеландский, Архиепископ Лавр Сиракузский и Троицкий, Епископ Алипий Чикагский и Детройтский, Епископ Марк Берлинский и Германский, Епископ Лазарь Тамбовский и Моршанский, Епископ Иларион Манхеттенский, Епископ Даниил Ирийский, Епископ Константин, Епископ Григорий.
5.
ПОСЛАНИЕ АРХИЕРЕЙСКОГО СИНОДА РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗАГРАНИЦЕЙ
ВЕРНЫМ ЧАДАМ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ, В ОТЕЧЕСТВЕ И В РАССЕЯНИИ СУЩИМ от 14/27 июля 1990 г.
Нет сомнения, что в России в наше время происходят крупные перемены внешнего порядка, повлекшие за собой духовное раскрепощение народа. Однако это раскрепощение до сих пор не охватило иерархии официальной Церкви. Об этом снова свидетельствует как созыв, так и деяния собора Московской Патриархии, созванного для избрания нового ее предстоятеля. В преддверии этого события мы читали сообщения прессы о якобы коренном изменении положения Православной Церкви в России при новой политике и так называемой «перестройке». Мы не знали, можно ли надеяться на то, что на предстоящем соборе проявятся новые здоровые церковные силы, способные заменить архиереев, опорочивших себя сотрудничеством с безбожной властью.
Многие верующие начали думать, что коренная перемена уже наступила. Некоторые выражения в начале послания собора Московской Патриархии как будто могли нас в этом обнадежить. «Церковь наша и весь народ, — говорится в нем, — вступили в эпоху больших перемен, отмеченную новыми возможностями и новой ответственностью». Послание справедливо говорит: «И ныне, как, может быть, никогда раньше, нам необходимо критически осмыслить свое прошлое и свое нынешнее состояние, осудить в себе не только внутренние болезни, которые порождались стесненными внешними условиями церковного бытия, но и то, что происходило в нашей слабости и несовершенстве, дабы всем нам «ходить в обновленной жизни» (Рим. 6, 4)
Однако далее послание не останавливается на сути упомянутых в нем «внутренних болезней», ничего «критически не осмысливает». Говоря об отношении к Русской Зарубежной Церкви, послание ставит его только в плоскость «раздора» и, потому, возможного примирения, умалчивая о подлинных глубоко принципиальных причинах нашего разделения. «Мы ничего так горячо не желаем и не желали, как примирения с нашими братьями и сестрами», — говорится в послании.
Христианам легко «мириться», когда вопрос касается только области личных обид, устраняемых взаимной любовью и взаимной просьбой о прощении. Но как сказать «Христос среди нас», когда с одной стороны — дорогая сердцу Истина, составляющая основу жизни Церкви Христовой, а с другой — чуждая ей ложь?
Мы вынуждены напомнить, что путь Московской Патриархии, внесшей эту ложь, обозначен с 1927 года митрополитом, впоследствии патриархом Сергием, когда он ради сохранения внешней церковной организации провозгласил, что радости и скорби враждебной Церкви власти являются также радостями и скорбями возглавленной им Церкви. Не согласившиеся с этой кощунственной ложью митрополиты Петр и Кирилл вместе с их бесчисленными последователями вошла в украшающий Русскую Церковь лик мучеников и исповедников.
Тогдашний возглавитель зарубежной части Русской Церкви Блаженнейший митрополит Киевский Антоний, с великой скорбью обличил новый путь митрополита Сергия как путь лжи. Шестого мая 1933 года митрополит Антоний писал ему: «Умоляю Вас, как бывшего ученика и друга своего: освободитесь от этого соблазна, отрекитесь во всеуслышание от всей этой лжи, которую вложили в Ваши уста Тучков и другие враги Церкви, не остановитесь перед вероятными мучениями. Если сподобитесь мученического венца, то Церковь земная и небесная сольются в прославлении Вашего мужества и укрепившего Вас Господа, а если останетесь на том просторном пути, ведущем в погибель (Мф. 7, 13), на котором стоите ныне, то он бесславно приведет Вас на дно адово, и Церковь до конца своего земного существования не забудет Вашего предательства».
Однако возглавляемая митрополитом Антонием иерархия тогда ничего не могла делать, кроме такого обличения ложности пути митрополита Сергия и его последователей, а также открытия всему миру истинных сведений о преследовании веры в России. Епископов, независимых от атеистических правителей, там на свободе уже не было. Декларация митрополита Сергия положила начало расколу между Московской Патриархией и сохранившими свою внутреннюю свободу частями Русской Православной Церкви в России и за ее пределами. Став на этот путь, Московская Патриархия попала в полную зависимость от безбожной власти.
Ее иерархи стали послушными орудиями гонителей Церкви. Об этом красноречиво свидетельствует доклад бывшего председателя Совета по делам религий Фурова. Он среди прочего отмечает, что Совет ведет систематическую «воспитательную работу» с членами Синода, которые «и на словах и на деле подтверждают не только лояльность, но и патриотичность к социалистическом обществу, строго соблюдая законы о культах и в этом же духе воспитывают приходское духовенство, верующих, реально сознают, что наше государство не заинтересовано в возвышении роли религии и Церкви в обществе, и, понимая это, не проявляют особенной активности в расширении влияния Православия среди населения». Далее в докладе Фурова дается оценка степени надежности разных членов епископата с коммунистической точки зрения. На первое место он поставил патриарха Пимена, а на второе — ныне избранного патриархом митрополита Алексия. Его Фуров в своем докладе относит к группе иерархов, которые «доказали свою лояльность не только на словах, но и на деле», и, «соблюдая законы о религиозных обрядах, наставляют настоятелей приходов и прихожан в том же духе. Они знают о правительственной линии не расширять религию и роль Церкви в обществе и поэтому не стремятся распространять влияние религии на народ».
Такой человек, что бы он ни писал в изменившихся условиях, не может заслуживать доверия паствы. И когда он старается заклеймить нас именем «раскольников», когда старается приписать нам якобы нарушение данной при хиротонии присяги верности Московскому священноначалию, — мы прежде всего должны напомнить ему, что в нашей среде нет ни одного епископа, давшего такую клятву на верность нынешней Московской Патриархии. А что касается «раскола», то да будет известно, что он создан не Зарубежной Церковью, а пресловутой декларацией митрополита Сергия, которой продолжают следовать нынешние возглавители Московской Патриархии и которую защищает ее новоизбранный глава.
А когда к подчинению Церкви атеистам прибавилась, ради советской политики и измена православному учению о единстве Церкви, и вовлечение ее в Мировой Совет Церквей, — наше разделение еще больше углубилось. Московская Патриархия оказалась вовлеченной в новую для истории Церкви ересь, отрицающую учение Символа Веры, святых Апостолов и Вселенских Соборов о том, что на земле Спасителем основана только одна истинная Церковь (Еф. 4, 5). Вне ее остаются разнообразные еретики и различные религии. С ними, вопреки канонам, представители Московской Патриархии совершают совместные молитвы, называемые «экуменическими».
Нас разделяет также вопрос о новомучениках, чей подвиг и даже самый факт гонений Московская Патриархия отрицала в течение многих лет.
Если новоизбранный патриарх действительно желает объединения с нами, то пусть он отречется от принципов, внесенных в 1927 году митрополитом Сергием, пусть покажет, что действительно теперь освобождается от указаний уполномоченных гражданских властей, что заботится о православном просвещении с верностью святоотеческому учению о единстве Церкви и борьбе с растущей в России пропагандой безнравственности. Но поскольку ему трудно обрести народное доверие вследствие прежнего сотрудничества с властями, лучше ему найти в себе смелость и решимость, чтобы признать, что он слишком скомпрометирован, чтобы получить общее доверие верующих чад Церкви.
Вопреки демагогическим высказываниям нового председателя Московской Патриархии, мы, архиереи Русской Православной Церкви Заграницей, не стремились к созданию своих приходов на территории России. Однако мы не смеем не внять воплю верующего народа, обращающегося к нам с просьбой принять их в законное церковное общение, следуя словам Спасителя: «которого же вас воспросит сын хлеба, еда камень подаст ему? или рыбы, еда в рыбы место змию подаст ему?» (Лк. 11,11). Именно этим действительно преодолевается раскол, учиненный митрополитом Сергием в 1927 г.
Ввиду продолжающегося рабского подчинения Московской Патриархии безбожной власти, попрания канонических и догматических основ Православной Церкви и нежелания покориться Истине и желаниям и чаяниям верующих Российской Церкви, мы не находим для себя возможности признать назначение нового главы Московской патриархии соборным волеизъявлением Русской Церкви. Он и покорно «избравшие» его иерархи привыкли не столько заботиться о распространении и укреплении веры, сколько о послушании уполномоченным атеистических гражданских властей.
Сознавая свою собственную немощь, мы призываем всех, кому дорога судьба нашей Церкви, к очищению себя от всякого греха, лжи и лукавства, чтобы нам на деле, а не только лишь на словах начать ходить «во обновлении жития», помня о том, что дело Божие нельзя делать недостойными средствами. В этом да поможет нам Господь по молитвам святых новомучеников и всех святых, в земле Российской просиявших.
14/27 июля 1990 г.,
Нью-Йорк
+Митрополит Виталий, +Архиепископ Антоний Лос-Анжелосский и Южно-Калифорнийский, +Архиепископ Антоний Западно-Американский и Сан-Францисский, +Епископ Марк Берлинский и Германский, +Епископ Варнава Каннский, +Епископ Иларион Манхеттенский, +Епископ Даниил Ирийский.
