Отец Серафим Платинский. О ложном учении протоиерея Сергия Булгакова.
(Из писем, сохраненных отцом Германом Платинским.)
Русский текст Вячеслава Марченко.
+
Из архиепископа Иоанна (Максимовича) “Почитание Богородицы и Иоанна Крестителя и новое направление русской религиозно-философской мысли” в “Церковной жизни”, 1936, № 6, стр. 94-96.
После опровержения цитат Булгакова о “безгрешности” Матери Божией из святых Отцов, он продолжает опровергать его цитаты из православных Богослужений (я беру эту цитату, потому что она, несомненно, производит впечатление на не совсем информированных читателей: Булгаков цитирует пятьдесят отрывков из Богослужений, чтобы доказать свое – как глубоко он разбирается в Отцах и Богослужениях).
“Протоиерей Булгаков говорит, что о безгрешности Марии твердо и ясно учит Святая Православная Церковь в своих бесчисленных Богослужениях, посвященных Богоматери. В доказательство он приводить около 50 отрывков из песнопений в честь Нее. Однако ни в одном из них Она не называется ни безгрешной, ни каким другим равносильным выражением. В них Она называется святой; но хотя в полном смысле лишь “един свят, един Господь Иисус Христос”, относительно святыми могут быть и называются все угодники Божии. В их сонме такое количество покаявшихся бывших величайших грешников, что нет нужды доказывать, что слово “святой” не означает “безгрешный”.
Богородица называется непорочной (как отмечает Булгаков). Порок — это закоснение в грехах, преданность греху, греховная привычка. Человек называется непорочным, если проводит Богоугодную жизнь, не будучи порабощен никакой страстью. “Ходи передо Мною и буди непорочен”, – сказал Бог Аврааму (Бытие 17, 1). Непорочным называется в Священном Писании Иов, и сам он себя таковым считает (Иов 1, 1, 8; 2, 3; 9, 21). Про праведных Захарию и Елисавету говорится, что они “ходили во всех заповедях и оправданиях Господних беспорочно” (Лк. 1, 6). Многократно употребляя слово “непорочный” в псалмах, Давид подразумевает под этим исполнителя Божия закона. “Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем” (Пс. 118, 5). Выражение это применяется и к некоторым угодникам в церковных службах (Например 6 дек. песнь VI, 12 дек. песнь VII. Каноны муч. Иулиании и Евгении). Но никто из ветхо- или новозаветных праведников все же не считается безгрешным, и в жизнеописаниях тех, кто называется непорочным, не скрываются их грехи и искушения. Таким образом, называя Богородицу Непорочной и даже Всенепорочною, Пренепорочною, Церковь указывает на Её преданность закону Господнему и отсутствие в Ней какого-либо порока, а отнюдь не на отсутствие у Нее грехов.
Также нельзя видеть указания на безгрешность Богородицы в словах “Нескверная” (“Устрашися отроков благочестивых сообразно души и нескверного тела” говорится и о 3-х отроках — ирмос 8 песни Великого Понедельника), “Чистая”, “Нетленная”. “Неблазная”, так как здесь говорится лишь о Её высокой нравственности, а не об отсутствии какого-нибудь греха. Выражение “тело течения греховного неприятно” говорит о целомудрии и нерастленном девстве Марии.
Остальные выражения, приведенные протоиереем Булгаковым из церковных песен, еще меньше имеют отношения к вопросу о безгрешности. “Освященная” (Иер. 1, 5), “Пронареченная”, “Благодатная”, “Благословенная”, “Жилище Божие”, “Преславная” – все это суть высокие наименования Божией Матери, но все же на данный вопрос ответа не дающия. Совсем уже непонятно, для чего приведены разные образные выражения как “Новое небо”, “Книга, запечатанная духом Божественным”, “Лествица Божественная”, “Престол великий” и тому подобные, которые, наглядно изображая великое достоинство Божией Матери, все же совершенно не касаются затронутого вопроса, не говоря уже о том, что выражения, которые нужно понимать в переносном смысле, нельзя противопоставлять тем, в которых ясно и определенно выражено церковное учение.
Своими “доказательствами”, взятыми из Богослужений, протоиерей Булгаков доказывает лишь то, что он не смог найти ничего, подтверждающего его взгляд в православном Богослужении и молитвах, в которых только Богу говорится: “несть человек, иже жив будет и не согрешит: Ты бо един еси кроме греха” (молитва после заупокойной ектении), “Ты еси един безгрешен” (молитва из чина исповедания и много других молитв). Учение о безгрешности Богоматери учению православному не только чуждо, но и противно. Имея много свидетельств против себя, оно не имеет никаких за себя. Поэтому для доказательства его православия протоиерей Булгаков должен был прибегнуть к выборке отрывочных выражений или ничего не доказывающих, или дающих представление, что здесь действительно подтверждается его учение, если только не прочитать целиком творения из которого это выражение взято”.
КАСАТЕЛЬНО БУЛГАКОВА.
(Мои замечания всегда в круглых скобках, после цитат.)
I. Из статьи “Три образа” протоиерея Александра Шмемана в “Вестнике русского студенческого христианского движения”, Париж, № 101-102, III-IV, 1971, стр. 9-24.
“Допустим даже, что его учение “еретично” и достойно осуждения. Но ведь и об еретиках писали и пишут, и ни один из них не был осужден без досконального и добросовестного разбора его учения”. (с. 10)
“О нем писали и говорили, что он “еретик”. Но смотря на него, следя за ним или, по слову В.В. Вейдле о нем — “любуясь” им, я всем своим существом чувствовал: нет, этот человек не еретик, а, напротив, весь светится самым важным, самым подлинным, что заключено в Православии”. (с. 12)
После описания отца Сергия Булгакова, служащего всенощную под Вербное воскресение: “Никогда не забуду его, светящихся каким-то тихим восторгом глаз и слез его и всего этого устремления вперед и ввысь, точно, действительно, в ту “преднюю весь”, где уготовляет Христос последнюю Пасху с учениками Своими.
Почему так хорошо запомнил я эту минуту? Потому, думается, что воспоминание о ней невольно возвращалось ко мне всякий раз, что читал я и слушал обвинения о. Сергия в “пантеизме” и “гностицизме”, в стирании грани между Богом и тварью, в обожествлении мира и т.д. Я не знаю, насколько все это можно объективно вывести из текстов о. Сергия, ибо, повторяю, настоящий, серьезный разбор его писаний еще не начинался, сам же он с негодованием эти обвинения отвергал. Но я знаю, что воспоминание это возвращалось, потому что обвинения эти так очевидно противоречили тому, что, по всей вероятности, поразило и всегда поражало меня больше всего в о. Сергии: его “эсхатологизму”, его всегдашней, радостной, светлой обращенности к концу. Из всех людей, которых мне довелось встретить, только о. Сергий был “эсхатологичен” в прямом, простом, первохристианском смысле этого слова, означающем не только учение о конце, но и ожидание конца”. (с. 16-17)
“Я не знаю, совместимо ли такое эсхатологическое устремление с “пантеизмом”. Но всем существом чувствую, что невозможно оно без личной, всеобъемлющей любви ко Христу. (…) И именно эта любовь ко Христу струилась из образа о. Сергия и она, конечно, поразила меня за той Вербной всенощной. (…) Не поняв этого, не ощутив этой пронизанности эсхатологическим ожиданием всего творчества о. Сергия, невозможно, я думаю, ни правильно понять, ни правильно оценить его богословской мысли”. (с. 18)
(Шмеман видит в системе софиологии “упадок”; по его мнению, опыт и идеи богаче, чем система Булгакова.)
“Сам же он, я не сомневаюсь в этом, останется в памяти Церкви тем, чем он действительно был: — пророком и тайнозрителем, вождем в некую горнюю и прекрасную страну, в которую всех нас звал он всем своим обликом, горением, духовной подлинностью”. (с. 21-22)
(Замечания.)
(1. Интересная мысль для “Богослова” – что мы должны понимать чье-то Богословие по тому, как он чувствовал (или как мы чувствуем). Может быть, прав Шмеман: Булгаков лучше, чем его богословие; но тогда ответ ясен – см. конец нашей цитаты из архиепископа Иоанна ниже: “Но если так, пусть он откажется от написанного”.)
(2. Сноска к Шмеману: вся его защита Булгакова здесь типична для его сочинений на русском языке – он пишет эмоционально, чем играет на чувствах русских по отношению к каким-то определенным церковным обычаям и словам, и это позволяет ему в интеллектуальном смысле выражаться совершенно неясно.)
(3. Более глубокое замечание. Булгаков, возможно, хуже и опаснее, чем холодный, как лед, Бердяев, поскольку он к своим ересям привлекает не только логикой и словами, а также своей личностью и “духовностью”. Потому что из того, что Булгаков “эсхатологичен”, ориентирован на конец – он был на него ориентирован в хилиастическом смысле, и поэтому не только его слова, но и сами чувства еретическия. Он не только мыслит своей ересью, он еще живет ею и чувствует ее!)
О БУЛГАКОВЕ.
(Архиепископ Иоанн.)
II. Архиепископ Иоанн (Максимович) – из его статьи “Почитание Богородицы и Иоанна Крестителя и новое направление русской религиозно-философской мысли” (фактически обозрение двух книг Булгакова – “Купина Неопалимая”, 1926 г., и “Друг Жениха”, 1927 г.) в “Церковной жизни”, Югославия, 1936 г., №№ 6, 7, 8-9, 10-11 и 1937 г., “№ 1. (Это было написано архиепископом Иоанном, когда он был иеромонахом в Югославии, и впервые напечатано в “Голосе верноподданного” (в газете графа, позднее протопресвитера и епископа, Георгия Граббе в 1928 году).
(В № 1 за 1937 год, стр. 134, после детального разбора учения Булгакова и указания на многочисленные его ошибки в знании Церкви, что, кстати, доказывает, что, вопреки Шмеману, по крайней мере, часть учения Булгакова действительно подвергалась тщательному анализу, [архиепископ Иоанн] пишет:)
“Учение протоиерея Булгакова о почитании Богородицы и Иоанна Предтечи, которое, как выяснено, никак не может считаться православным, опасно не столько само по ce6е, сколько потому, что в данном случае, как и во многих других, автор явился выразителем идей, охвативших некоторые круги русского мыслящего общества. Эти идеи связаны с учением о Софии — Премудрости Божией”. (Далее следует короткая дискуссия о Софии, тварная она или нетварная, которую я опускаю, потому что она довольно общая и без цитат из Булгакова.)
С. 14: “Вспоминаются первые века Христианства, когда в результате стремления получить точное знание о Боге и мире появилась стройная система гностика Валентина, представлявшая 15 пар эонов, производивших одна другую, где также строго различалось в каждой паре мужское и женское начало. До выводов Валентина новые философы не дошли, нет еще также оснований утверждать, что они от него заимствуют свое учение. Однако одинаковые основания кладутся и там, и здесь — человеческия рассуждения, приспосабливающия к себе, а не склоняющиеся перед Богооткровенными истинами. Это есть стремление уравнять и перемешать то, что открыл Бог, и что нашел сам человек. И прежде, и теперь, от этого получаются сходственные результаты. Наши философы как бы чувствуют свою близость к древним еретикам, не скрывая своих симпатии к ним и видя в них проповедников истины (Карсавин, “Св. Отцы и Учителя Церкви”). Горделивый ум не может примириться со смиренным припаданием к Богу. Приятнее самому сорвать плод, чем получить его от Создателя. Это то, что выразил Владимир Соловьев в своем слове в память Огюста Конта, когда призывал, чтобы религию сделать Бого-человеческою, влить в нее больше человеческого — сейчас она слишком Божественна.
Не скрывая, стремятся реформировать Православие сторонники нового философского течения. “Православный уклад должен будет переделаться. Новый стиль возникает в православии”, – пишет Бердяев. От редакции их органа “Путь” провозглашается: “Образуется новый уклад православной души, более активный, творческий, более мужественный, бесстрашный” (“Путь”, сентябрь, 1925г.). Таким образом, прямо заявляется, что Православие до сих пор неудовлетворительно со всех сторон. Недостаточно поняли христианское учение Отцы Церкви, недостаточно были бесстрашны и мужественны святые мученики, и вероятно уже совсем неактивны святые Петр, Алексий, Иона, Филипп и Ермоген Московские, Савва Сербский и Петр Цетинский († 1830), хотя эти просветители, будучи духовными пастырями, были и выдающимися деятелями в государственно-общественной жизни. Хотят создать новое “православие”, с новым учением, новым укладом жизни, даже “новой душой”.
Но будет ли это Православием, даже вообще Христианством? Непонятно, как это не замечают некоторые, по-видимому искренне преданные Православию люди. Непонятно, каким образом протоиерей Серий Булгаков, ревностно совершая Богослужение, с любовью изучающий церковные песнопения, проповедует противоположное им. Быть может, он в глубине души чувствует свою неправоту и этим объясняются колебания в его заключениях, не соответствующия его званию и положению промахи (прим.: архиепископ Иоанн детально указал их в предыдущей части своей статьи), которые можно не видеть только закрывши глаза. Но если так, пусть он откажется от написанного им и не вводит в заблуждение тех, кто читает его произведения. Пусть остановятся желающие переделывать Церковь, которая есть “столп и утверждение истины” (1 Тим. 3, 15). Будем надеяться, что они услышат если не наш голос, то голос Апостола Павла: “О Тимофей, продаже сохрани, уклоняяся скверных суесловий и прекословий лжеименного разума, о нем же нецыи хвалящеся о вере погрешиша” (1 Тим. 6, 20-21) Но если все же продолжится искание новой веры и новой премудрости, верные сыны Церкви да останутся непоколебимы в Православии, воспевая единым сердцем и едиными усты: “Не мудростью и силою и богатством хвалимся, но Тобою, Отчею Ипостасною Мудростию, Христе, несть бо свят паче Тебе, Человеколюбче” (конец статьи, эту последнюю цитату, если тебе требуется, могу уточнить [Ирмос 3-й песни канона Св. Апостолам Петру и Павлу]).”
III. Архиепископ Иоанн (Максимович). Выводы и цитаты из иной части той же самой статьи.
1. Учение Булгакова о безгрешности Пресвятой Богородицы. Архиепископ Иоанн показывает, что учение Булгакова направлено против святых Отцов, что все его святоотеческия цитаты неубедительны, цитирует Б., который говорит, что один из источников его творчества – “по свидетельству непосредственного чувства”, и отмечает, что это “без проверки его положительным церковным учением, часто приводило к ереси”. Архиепископ Иоанн опровергает один за другим “источники” Булгакова для этого нового учения – несколько святых Отцов, которых он понимает неправильно, и пятьдесят цитат из Богослужений. Архиепископ Иоанн заключает: “Учение о безгрешности Богоматери учению православному не только чуждо, но и противно. Имея много свидетельств против себя, оно не имеет никаких за себя. Поэтому для доказательства его православия протоиерей Булгаков должен был прибегнуть к выборке отрывочных выражений или ничего не доказывающих, или дающих представление, что здесь действительно подтверждается его учение, если только не прочитать целиком творения из которого это выражение взято” (“Церковная жизнь”, 1936, № 6, стр. 95-96). Вся эта часть занимает в русском тексте архиепископа Иоанна пять страниц.
2. Булгаков отождествляет Богородицу с Софией и проводит параллель между Христом и Богородицей. Здесь архиепископ Иоанн замечает: “Употребляя многие православные выражения, автор вкладывает в них совсем другой смысл” (“Церковная жизнь”, 1936, № 7, номера страниц в моей ксерокопии не видны). Булгаков заявляет, что природа Богородицы – это больше не человеческая природа, а “Её человеческий лик отображает ипостась Духа Св.”, Дух Святой действует в миру через Марию. Здесь архиепископ Иоанн отмечает: “По нему выходит, что Дух Святой не может являться в мир без посредства Девы Марии. Откуда взял свое учение прот. Булгаков? В этой части своего учения он не ссылается ни на какие святоотеческия творения или молитвы церковные. Он здесь философствует, рассуждает, но отнюдь не излагает и не отыскивает учения церковного” (№ 7, номера стр. нет). И опять архиепископ Иоанн говорит: “Прот. Булгаков хотел изобразить Деву Марию как звено, связующее Божество и человечество. Находя недостаточным, что “един Бог и един Ходатай (посредник) Бога и человеков, человек Христос Иисус, давый Себе избавление за всех”, он хочет найти еще и посредницу, соединяющую женския начала в Божестве и в человечестве. Нечего и говорить, что в этих поисках он уже и не пытается обосновать свое учение на святых Отцах и церковных молитвах…” Здесь архиеп. Иоанн тщательно излагает церковное учение по этим вопросам (всего по ним 5 страниц).
3. Святой Иоанн Креститель. Архиепископ Иоанн указывает, как Булгаков преувеличивает его значение, делая из него что-то “особенное” (как он это проделал с Богородицей). Б. учит, что в Своем крещении Христос стал совершенным Богочеловеком, на что архиепископ Иоанн отвечает: “Эта мысль совершенно неправославная и есть уклонение к старым гностическим учениям, что Иисус именно в крещении стал Христом” (1936 г., № 8-9, стр. 144). Архиепископ Иоанн скрупулезно излагает учение Булгакова и учение Церкви. Потом идеи Булгакова о “безгрешности” Предтечи и т.д. Чтобы подчеркнуть особенность Предтечи, Б. упоминает его Собор в служебных книгах от 7 января, на что архиепископ Иоанн подробно отвечает, что “этот взгляд автора свидетельствует лишь о его полном незнании церковных книг и устава” (1936, № 10-11, стр. 167). Затем Булгаков упоминает проскомидию, чтобы подчеркнуть особенное положение Предтечи, но архиепископ Иоанн показывает, что в фактах и интерпретации их Булгаков ошибается. Вся эта часть длиной в шесть страниц.
4. После всего этого архиепископ Иоанн замечает: “Быть может покажется, что все это столь незначительные ошибки прот. Булгакова, что их бы не стоило касаться, но они показывают, на каких призрачных и Богословски необоснованных доказательствах строит он свои теории” (1937, № 1, стр. 10).
5. Далее архиепископ Иоанн с долей юмора опровергает демонстрирование Булгаковым того, что Предтеча имеет ангельскую природу, что он был “ангело-человек”, и дает истинное церковное учение о Предтече. Эта часть длиной в 3 страницы. Затем идет вывод, который я уже привел выше, во II ч.
(Замечания. Многочисленные цитаты Булгакова из святых Отцов и Богослужений, очевидно, создают впечатление у многих читателей, что он в этом абсолютный “эксперт”, и Шмеман и архиепископ Сильвестр обвинили наше Братство в “клевете” против него, поскольку мы на русском напечатали, что он очень плохо знал Отцов. Может быть, неплохо было бы, чтобы разрушить эту общую веру, процитировать полностью один раздел из архиепископа Иоанна, где он по пунктам опровергает цитируемое Булгаковым и показывает, на каком любительском уровне он был в изучении церковных источников; сам архиепископ Иоанн цитирует многие другие источники с очевидным глубоким знанием их.)
(Из письма отцу Михаилу Эзкоулу 10/23.10.75 г.)